Философское представление о нравственности стало формироваться ещё в Древней Греции, когда, в эпоху Сократа, в центре философствования встала не природа, а человек и его бытие. Сократ, а за ним Платон, положили проблемы нравственности в основу своей философии. Систематическое же философское изложение нравственность впервые получила в трудах Аристотеля, после которого этика стала непременной частью практически всех философских систем, а часто становилась основою оных, как, например, в учениях Эпикура, стоиков, или в большинстве направлений христианской мысли.
Проблема нравственности всегда интересовала философскую мысль во всём мире. Огромный интерес к этой проблеме, с момента своего возникновения, проявляет и русская философия.
Начиная с раннего средневековья, на всём протяжении своего развития, вплоть до сего дня, русская философия уделяла колоссальное внимание разработке нравственной проблематики. Более того, можно с уверенностью сказать, что русская философия – это нравственная философия по преимуществу. Этот факт не означает, что русские мыслители занимались только проблемами этики. Отнюдь, русская философская мысль не обошла своим вниманием ни одной отрасли философского знания, и обогатила человеческую мысль глубочайшими прозрениями в области эстетики, гносеологии, онтологии. Однако чаще всего эти отрасли так или иначе сопрягались с проблемами добра и зла, с проблемой смысла бытия, то есть, в конечном итоге, с проблемой морали. И в этом сопряжении искался высший синтез, высшее единство, тотальная взаимосвязь всего со всем. Именно из этого напряжённого поиска вышли такие краеугольные понятия русской философии как цельность, соборность, всеединство.
Русская философия рассматривала не только и не столько нравственность как таковую, но человеческое, практическое измерение нравственности. В это измерение попадает не только жизнь и поступки отдельных людей, их сообществ и человечества, но и исторический процесс в целом, и более – весь ход космического становления, которое рассматривается как движение к Благу, а значит как процесс, в первую очередь, нравственного развития, ибо нравственность сама по себе есть благо, его проявление и его условие.
Подобное стремление к нераздельности нравственной теории и нравственной практики отлилось в такую особенность русской философии, как её антропоцентризм. Антропоцентризм русской философской мысли проявляется не в следовании пресловутому софистическому принципу: «Человек – мера всех вещей», но в сосредоточенности на судьбе человека в этом мире, на смысле и цели его бытия. В свою очередь этот антропоцентризм привёл к обострённому вниманию русских мыслителей к проблемам социального и исторического бытия человека. Да и сам общественно-исторический аспект человеческого бытия осознаётся как нравственный, ибо «не хорошо быть человеку одному» (Бытие 2, 18).
Философия как любовь к мудрости
... приобщаясь к мудрости великих, и к мудрости прошлых веков и наших дней, все же должен пройти и сам. Сущность человека как основа философских проблем Главная проблема философии – постижение ... достигать такого уровня отношения к бытию, который соотносится с понятием «мудрость». О содержании понятия «мудрость» в «Словаре русского языка» С.И. Ожегова говорится: «Мудрость… Глубокий ум, опирающийся на ...
«Русская мысль сплошь историософична…» – замечает В.В. Зеньковский [3, 19]. Действительно, начиная с Илариона и кончая современными неоевразийцами, историософия, наряду с этикой, является ведущей темой русской философии.
В антропологическом аспекте русская этическая мысль значительно отличается от западноевропейской. Если европейская философия, вплоть до 20-го века, сосредотачивалась по преимуществу на построении строгой теории морали как автономной категории (яркий пример здесь – Кант, с его «практическим разумом»), то философия русская стремилась осознать мораль как бы изнутри человеческого существа, в гармоническом единстве с жизнью человека и человечества, с бытием всего мира; вообще, нравственность полагалась не как некий свод правил для личного поведения, но как всеобъемлющий религиозно-метафизический принцип, на котором зиждется весь Космос – отсюда проистекает особо русский взгляд на мораль как на онтологически обусловленную категорию.
Отсюда же исходит и другое отличие русской этики – её несекулярность. Если западные мыслители чаще всего рассматривали нравственность как таковую, независимо от религии, то русские философы, признавая относительную автономность морали, а иногда даже ставя её выше религии, тем не менее, не допускали полного разрыва религии и нравственности (если не считать философов материалистов).
Более того, религиозное учение, как правило, рассматривалось в качестве обусловливающего нравственность начала; имея в виду не какую-то конкретную религию, но религиозность вообще как мировоззрение, основанное на признании бытия трансцендентных сущностей и, прежде всего, Бога. Таким образом, русская этическая мысль полагала нравственность, как религиозную ценность, а конкретно христианскую, ибо русская философия – это, в первую очередь, христианская философия.
Кроме того, почти вся русская этика носила характер нравоучения, проповеди, и не знала жёсткого разграничения на практическую и чисто научную части (такое разграничение появилось только в советский период).
Некоторые исследователи полагают эту особенность русской этической мысли недостатком [5, 180], однако, по-нашему мнению, это не недостаток, а, скорее, достоинство. Действительно, отрыв моральной теории от практической реальности и превращение её в предмет одного только интеллектуального исследования в значительной мере нивелирует ценность этой теории, превращая её в пустую игру ума. Ведь нравственность обретает смысл только в аспекте реально происходящих событий и, прежде всего, применительно к человеческой деятельности. Какой, например, прок голодному человеку во всеобъемлющей теории кулинарии, если нечего есть? Как кулинария имеет смысл лишь применительно к вкусному и здоровому питанию, так и этика имеет смысл лишь применительно к тому, что должно и недолжно делать, как должно и недолжно жить.
Таким образом, полноценная нравственная философия может существовать лишь при условии постановки во главу угла проблемы своего практического применения. Причём, в русской мысли, практический аспект, применительно к человеческому бытию, так или иначе проявлялся не только в этике, но и в остальных отраслях философского знания, что неизбежно придавало им нравственное измерение.
Биоэтика: проблема взаимоотношения с биологией, философией, этикой, ...
... с биомедицинской этикой, ограничив ее содержание этическими проблемами отношений “врач - пациент” . Более широкое понимание биоэтики включает в себя ряд аксиологических, социальных проблем и проблем, связанных ... развитых в русской мысли, можно наблюдать стремление преодолеть разрыв нравственности и жизни, укоренить этику в жизни и вывести из нравственных начал и право, и познание, и даже религию. ...
Глава 1. Проблема нравственности и русская философия
Что обеспечивает упорядоченное существование человека как личности и социума как структуры?
Обеспечить это могут только некие незыблемые ценности, опираясь на которые, возможно построить непротиворечивую систему координат, в которой протекало бы существование человека и общества. А поскольку человек – это существо разумное и духовное, то и ценности эти должны быть ценностями разумными и духовными. И такие ценности возникли, вероятно, одновременно с возникновением человеческого сознания – возникла нравственность. Почему нравственные ценности – это разумные ценности, исчерпывающе показал И. Кант в своей «Критике практического разума», а почему нравственные ценности – это духовные ценности, не менее исчерпывающе показал Иисус Христос в Своей Нагорной проповеди.
Итак, в аспекте антропологии, важнейшей, пожалуй, проблемой является проблема нравственности.
Такие понятия, как нравственность, мораль, этика, в обыденном сознании воспринимаются как синонимы (и не мудрено – этимологически, данные категории означают одно и то же – нрав, нравы).
Однако многие авторы наделяют их различным содержанием. Так, по отношению к нравам, мораль выступает в качестве должного, нравственность в качестве сущего, а этика в качестве науки о двух первых. Существуют и иные определения; например, нравственность понимается как категория, относящаяся к состояниям души, а мораль – к внешнему поведению, поступкам человека. Впрочем, по нашему мнению, подобные семантические спекуляции большого значения не имеют.
В первом приближении нравственность (мораль, этику) можно определить как устойчивые представления, доминирующие в обществе, о том, что есть должное и недолжное. Эти представления имеют абсолютный характер, то есть функционируют во всех сферах человеческой деятельности независимо от обстоятельств.
Впрочем, следует заметить, что в современном обществе весьма распространена, а кое-где преобладает концепция ситуативно-релятивной этики, которая, по своему существу, убивает нравственность как таковую. Действительно, ситуаций, относительно которых определяется нравственность, может быть бесконечное множество, равно и оценочных восприятий одной и той же ситуации может быть столько, сколько есть воспринимающих сознаний. А значит, если каждый нравственный постулат можно трактовать бесконечным числом способов, то этого постулата в действительности не существует, а существует неограниченный произвол. Произвол, который с неизбежностью ведёт ко злу, ибо лишь во зле возможен: «Добро определяет мой выбор в свою пользу всей бесконечностью своего положительного содержания, следовательно, этот выбор бесконечно определён, необходимость его была абсолютна, и произвола в нём – никакого; напротив, при выборе зла нет никакого определяющего основания, никакой необходимости, и, следовательно, бесконечный произвол», – безукоризненно определяет В.С. Соловьёв [7, 118].
Итак, нравственность может существовать только как система именно абсолютных категорий, не подверженных никакому релятивизму.
Соотношение понятий «этика», «мораль», «нравственность»
... поведения людей, сформулированный ими на основе их опыта, духовного и опыта отношений. Нравственность же выступает как некоторый абсолютный закон (императив) притяжения человеческого духа (И. Кант), а просто этика становится уже духовной этикой. Мораль и нравственность. ...
Правда, сторонники релятивной этики могут заметить, что произвольное изменение норм этики не означает исчезновения самой этики, как возможность придания пластилину любой формы не означает исчезновения самого пластилина. Действительно, это так, если рассматривать мораль как совершенно абстрактную логическую категорию, годную только для интеллектуальных спекуляций. Однако, если рассматривать мораль как категорию практическую, то всё меняется.
В самом деле, мораль – это сугубо практическая вещь, лишь в практике обретающая свой смысл. Действительно, мораль – это определённые правила для реально совершающихся поступков. С точки же зрения релятивизма, практическое измерение нравственности аннигилируется. О какой должности или недолжности поступка можно говорить, если поступок может быть совершён, в принципе, любой, точнее, любой поступок (в том числе и один и тот же), в зависимости от текущей ситуации, может в равной мере быть признан и должным, и недолжным?
Итак, если понимать мораль как практическое руководство к реальным поступкам, а не как логическую абстракцию, то мы приходим к тому же с чего и начали: нравственность может существовать только как нерелятивная абсолютная категория. В виде же абстракции, нравственность действительно может быть подвержена релятивизму, но становится столь же бессмысленной, как и схоластическая дискуссия о том, сколько ангелов может поместиться на острие иглы.
Здесь же следует коснуться и такой важнейшей проблемы бытия нравственности как то, на чём она основывается и чем обусловливается. Нравственность не может существовать сама по себе, так как обретает бытие только внутри разумного сознания; если, конечно, мы не становимся на позиции Платона и крайних реалистов, и не наделяем идеи автономным бытием. Следовательно, нравственность должна быть обусловлена чем-то внешним по отношению к себе.
Мы уже выяснили, что моральные постулаты не могут определяться ни оценочным восприятием какой-либо ситуации человеческим сознанием, ни самой этой ситуацией – нравственность абсолютна, а ситуации и восприятие относительны и сами от чего-то зависят. Таким образом, мы не можем признать обусловливающим основанием морали что-то, что само, в свою очередь, чем-то обусловлено. Мы с неизбежностью приходим к тому, что мораль может зависеть только от такой сущности, которая не обусловливается ничем внешним, но является причиной самой себя.
Более того, эта сущность может быть только личностью, то есть иметь сознающую себя разумную волю. В противном случае нравственность также лишается смысла, ибо сама по себе может иметь лишь разумное основание и объяснение. Ценность нравственности и её необходимость способно увидеть только существо разумное, и только для разумного существа она имеет смысл, а значит и её источник должен быть разумен.
Иными словами, размышляя над причиной и основанием нравственности, мы с неизбежностью приходим к концепции разумной, безусловной, необходимой (Кант) сущности, обусловливающей собою нравственность. То есть, мы приходим к концепции Бога, ибо, лишь исходя из существования Бога и Его творчества, можно непротиворечиво объяснить существование морали. Об этом говорил И. Кант, утверждавший, что «высшее благо» и нравственность как основная его часть возможны только при постулировании бытия Бога [4, 521]; об этом говорил Ф.М. Достоевский, полагавший, что неизбежное следствие непризнания Божьего существования – вседозволенность, то есть отсутствие какой-либо морали вообще [2, 107].
Мораль и нравственность (2)
... отношениям: индивида и общества; индивида и коллектива; коллектива и общества; коллектива и коллектива; человека и человека; человека к самому себе. Таким образом, в решении вопросов морали правомочно не только, коллективное, но и индивидуальное сознание: нравственный ... существующим правилам и нормам. Сама личность невозможна без морали, без этого самоопределения своего поведения. Нравственность из ...
Глава 2. Христианское учение о нравственном законе и нравственном действовании
В общем определении нравственности мы видели, что ее можно понимать как прочное, устойчивое внутреннее настроение человека, возбуждающее в нем приятные чувствования и выражающееся в известных действиях. Это состояние мы назовем нравственной потребностью. Такая НРАВСТВЕННАЯ ПОТРЕБНОСТЬ в виде влечения к добру является врожденной человеку, дана человеку в его собственной духовной природе как живая сила, находится в глубине его духа.
С первых дней нашего сознания уже проявляется эта внутри заложенная нравственная потребность. Младенцу, имеющему добрую мать, нет надобности предписывать: ты должен любить свою мать. Он еще не понимает слов: долг, любовь, мать, а любовь к матери уже действует в нем и выражается в его взгляде на мать и в ем радости на ее руках. Уже у детей мы наблюдаем способность различать два главных понятия: добро и зло. Даже если их никто не учил, какими признаками определяется правда и ложь, нравственно хорошее и дурное, они как-то сами собою без видимого чьего-либо содействия более или менее безошибочно определяют и разграничивают два эти понятия. Следовательно, такая способность даже ребенка разграничивать известные явления нашего духа и относить их или к понятию добра («хорошее») или зла («плохое») есть особый дар. Этот дар, как учит Церковь, получен от Творца всего мира, вдунувшего в первого человека вместе с жизнью душу бессмертную, имеющую образ и подобие Божие, и в числе других способностей и свойств имеющую и нравственную потребность, нравственное чувство.
Нравственная потребность в сознании человека заявляет себя как НРАВСТВЕННОЕ ЧУВСТВО.
Чувств у человека много. Есть у него, например, чувство эстетическое, чувства телесные и другие. Эти чувства возбуждаются в нашем «я» извне, внешними предметами. Нравственное же чувство имеет особое свойство Оно коренится в нашем духе и исходит_из глубины нашего духа, независимо от нашей воли, и звучит как «голос», обличающий или одобряющий наши поступки, чувства и мысли («Нравственное чувство, — пишет проф. прот. Я.И. Янышев, — есть непосредственная, непроизвольная и субъективно-индивидуальная оценка произвольных намерений, или действий воли, поскольку она проявляется в этих конкретных намерениях и действиях» (Православное христианское учение о нравственности. СПб. 1906, стр. 48)).
Кроме свободы и самосознания, третьим условием нравственной деятельности является нравственный закон.
Что же такое нравственный закон?
Когда нравственное чувство осознано и многократно проявляется в нас, по поводу наших намерений и действий, то оно оставляет в нас глубокий след. Наше сознание и мышление тогда уже постоянно обращаются на движения нравственного чувства… Таким путем в нас образуются нравственные понятия, или правила свободных нравственных действий, что и носит название нравственного закона (проф. прот. Я.И. Янышев. Православное учение о нравственности. Стр. 50-53. «Таким образом, нравственный закон есть правило, обязывающее человека к добрым намерениям и действиям силою его собственного нравственного чувства» (Проф. прот. Янышев, там же, стр. 54-55)).
Деятельность вожатого по нравственному воспитанию младших подростков
... среды. Создание условий для формирования нравственных качеств в данном аспекте предполагает использование возможностей учреждения, где происходит воспитательный процесс. Благоприятная среда подразумевает не только демонстрацию личного примера или примера других людей, ... проанализировать деятельность вожатого по нравственному воспитанию младших ... любовь и чувство удовлетворенности родителей. ...
Нравственный закон — это основанное на нравственном чувстве сознание того, что должно и чего не должно делать.
Закон вообще есть правило или совокупность правил, определяющих действие какой-либо силы. Например, механический закон тяжести определяет действие силы тяжести.
Нравственный закон определяет способ действия нашей нравственной силы, т.е. свободы воли. Значит, нравственный закон указывает, как человек должен жить, что он должен делать, чтобы достигнуть своего назначения или своей нравственной цели.
Законы могут быть двоякого рода — физические и нравственные. Первые определяют деятельность сил и существ физического мира, не имеющих сознания и свободы, вторые же определяют деятельность нравственно-разумных существ, действующих свободно и с сознанием (т.е. людей).
Отличительной чертой всякого закона является всеобщность и необходимость. Этими свойствами обладает и нравственный закон. Он всеобщ, так как тот самый закон, который я слышу в своей совести, слышат в себе и все другие люди: нет ни одного человека, ни одного племени или народа, который не сознавал бы, что одно должно делать, а другого избегать. Он необходим: это значит, что он содержит непременное требование по отношению к человеку, хотящему достигнуть своей нравственной цели. Нет другого пути к этой цели, кроме пути исполнения закона.
Будучи сходен этими чертами с законом физическим (также всеобщим и необходимым), нравственный закон в то же время и отличается от закона физического. Закон физический определяет деятельность сил и существ мира физического (материального), закон нравственный определяет деятельность существ нравственно-разумных и свободных. Закон физический есть закон количества сил: он состоит в простом соотношении между причиной и следствием. Закон нравственный есть закон качества сил: он содержит в себе понятия добра и зла, совершенно чуждые закону физическому.
По черте всеобщности отличие нравственного закона от закона физического состоит в том, что закон физический осуществляется всюду одинаковым образом. Закон нравственный исполняется различными людьми не одинаково: одно и то же требование нравственного закона (например, требование самопожертвования) исполняется различно, в зависимости от личности каждого человека, его положения, пола, возраста и т.д. Один, например, жертвует собою, как воин, защищая свое отечество; другой, как врач; третий, как ученый; четвертый, как пастырь Церкви; пятый, как рабочий, и т.д. Один в пожертвовании собой умирает, другой борется. Каждый действует сообразно своему индивидуальному положению в нравственном мире и сообразно различию задач, поставленных Богом различным людям. Когда апостол Павел внушает римским христианам испытывать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная, то он имеет в виду побудить их к сознанию и исполнению не только общих требований нравственного закона, которые относятся одинаково во всем, но и тех, которые поставлены были волею Божиею именно им, именно в том положении, в котором они находились и при тех духовных дарах, которыми они обладали.
Совесть как мера вины и справедливости в уголовном процессе
... людьми, обществом". Именно это чувство, по мысли законодателя, должно влиять на правильную оценку доказательств. Учеными оно именуется "нравственно-психологическим элементом", "нравственным критерием" оценки доказательств [7 c. 39]. Каждый из терминов, описывающий понятие "совесть", ... как добродетельный человек? (И.Кант). Почему ответственность перед обществом и другими людьми, а не перед законом ...
Отличается нравственный закон от закона физического и по свойству необходимости. Необходимость возможна двоякая: безусловная и обусловленная.
Безусловная необходимость господствует в физической природе: есть закон непосредственно переходит в действие. Закон физический действует с безусловной необходимостью, исключающей всякое преднамеренно или цель; всякое предызбрание средств.
Закон нравственный действует с обусловленной необходимостью и выражает собою такое требование, к исполнению которого нравственные существа не вынуждаются, а только обязываются. Это значит, что требования нравственного закона исполняются человеком только тогда, когда человек признает эти требования обязательными для себя.
Таким образом, нравственный закон обусловлен признанием его со стороны свободной воли человеческой. Он является как требование, всегда оставляющее место соображению, рассуждению, решению. Обусловленная необходимость нравственного закона называется обязательством.
Обязательство есть поведение без принуждения. Например, нравственный закон обязывает быть милосердным, но не принуждает к этому. Человек может и не выполнять этого требования нравственного закона. Однако это не значит, что в случае невыполнения требований нравственного закона последний (закон) отменяется и разрушается в объективном значении своем.
Закон нравственный остается законом? но? не достигая подтверждения своего ее стороны человека положительным путем (путем исполнения его требований), он достигает своего подтверждения отрицательным образом. Он воздействует против уклонения от него человека и навлекает на него те пагубные последствия, какие неразлучны о уклонением какого бы то ни было предмета от своего существа, т.е. влечет за собой саморазложение, самоуничтожение; продолжающееся до тех пор, пока человек снова не подчинится требованиям закона. «Аще не послушаете (велений Божиих) — меч вы пояст» (Ис. 1, 20), — свидетельствует пророк.
Откуда же произошел и как образовался у человека нравственный закон? Натуралисты и вообще моралисты эмпирического направления выводят нравственный закон из опыта, из опытного познания природы. Идея обязанности, по их мнению, не есть идея первоначальная и существенно принадлежащая человеческой природе, а есть идея апостериорная, образовавшаяся с течением времени: она порождена цивилизацией и передается от поколения к поколению. Образовалась она, как и вся вообще мораль, из пользы и симпатии, т.е. из невольного влечения людей к выгодной жизни и к сочувствию подобным себе.
Но против этой теории говорят следующие данные: во внешней природе нет нравственных действий, в ней все происходит по закону количественных сил и только мы сами придаем чему-нибудь в ней нравственное значение. Значит внешняя природа не может быть источником нравственного закона.
В неразумной природе действуют законы, совершенно равнодушные ко всем тем нормам нравственного поведения; которые мы считаем обязательными для себя. Она с одинаковой щедростью осыпает людей своими дарами или поражает бедствиями как праведных, так и грешных. Скатывающаяся с огнедышащей горы лавина — может опустошить целые города и селения: благовременный дождь может спасти от голода население целого края; но ни того, ни другого явления природы мы не называем нравственно добрым или нравственно дурным. Равным образом мы не высказываем нравственного суждения о животных за причиненный ими нам вред или за оказанную ими нам помощь и принесенную пользу. Все это свидетельствует о том, что внешняя природа не может быть источником нравственных принципов.
НЕ ВСЕ, ЧТО РАЗРЕШАЕТ ЗАКОН, ПОЗВОЛЯЕТ СОВЕСТЬ — Старт ...
... и он же судья, – совесть. Платон считал стыд и совесть опорой души человека, он говорил, что ее отсутствие неминуемо приведет к разрушению личности. Так и в государстве, если законы не строятся на совести и нравственных ... высказывании, – это противоречие между законом и совестью, правом и нравственностью. Возможно, не в силах смириться с несправедливостью, Платон и произнес эту знаменитую фразу, над ...
Кроме того, против этой теории говорит всеобщность нравственного закона и невозможность отменить его требования: если бы только человек открыл, что идея обязанности не имеет для него существенного значения, что она не связана в корне с природой человека, то он легко мог бы освободиться от этой идеи. Однако, на самом деле человек никогда не в состоянии сделать этого. Он может отказаться от исполнения требований нравственного закона, но в глубине своего существа будет признавать, что эти неисполненные им требования по-прежнему апеллируют (обращаются) к его воле, по-прежнему царят над ним, предъявляют к нему свои права, настаивая на их исполнении.
Невозможность объяснить происхождение нравственного закона из внешнего опыта привела Канта к заключению, что нравственный закон есть как бы продукт до-опытной деятельности «чистого разума». Разум, по мнению Канта и его последователей, сам дает себе закон в безусловной и абсолютной форме категорического императива (повеления) — «ты должен» (разумеется делать то или другое).
Но каким образом наш разум выводит из себя такой закон, который мы должны исполнять только из уважения к нему, это, по мнению Канта, недостижимо для человеческого познания, это непроницаемая тайна.
Что нравственность принимает форму закона, т.е. правил, определяющих наше внутреннее и внешнее поведение, не иначе как через мышление, следовательно, через разум — это понятно. Однако, человеческий разум не есть такой авторитет, который мог бы приказать «императивно» (повелительно) и настоять на исполнении приказаний. Если разум приказывает «императивно», то он мог бы и отменить эти приказания, т.е. аннулировать требования нравственного закона. Однако, этого не бывает.
Все это свидетельствует, что нельзя согласиться с мнением Канта, признающим человеческий разум первоначальным источником нравственного закона. Правда, содержание нравственного закона, т.е. правила нравственного поведения, ум наш вырабатывает сам на основании неоднократного возбуждения нравственного сознания и нравственного чувства. Но сознавать и в сердце своем перерабатывать моральные явления, а затем представления о них перерабатывать в нормы или правила нравственного закона — не значит еще создавать для себя закон, а значит быть только истолкователем его, как чего-то уже данного в нравственной потребности человеческой природы.
Невозможность объяснить происхождение нравственного закона из опыта и из деятельности чистого разума приводит к заключению о прирожденности нам нравственного сознания и чувства. Присущая нам способность различать в нашем поведении доброе и худое, очевидно, составляет самую природу нашего духа, нашего разума. Прирожденность нам нашего нравственного сознания подтверждается и библейским учением о богоподобии души человеческой.
Таким образом, источник нравственного закона в воле Божией (воля Божия, будучи законом для всего мира, служит основанием и нравственного закона для всех разумно-свободных существ).
Долг и совесть как регуляторы нравственной практики людей
... ценностям воспринимается человеком как долг. Неисполнение долга воспринимается как вина и переживается в укорах и муках совести. Цель работы: изучить долг и совесть как регуляторы нравственной практики людей. Задачи работы: рассмотреть долг; дать определение долга; рассмотреть совесть; долг и совесть; рассмотреть ...
Отсюда легко объясняется и властный авторитет нравственных требований. «Един есть законоположник и Судия», говорит ап. Иаков. Воле Божией повинуется вся природа, ее исполняют ангелы, для ее исполнения приходил на землю Сам Христос, ее исполнять должны все люди.
Воля Божия становится известной человеку двояким способом: во-первых, посредством его собственного внутреннего существа и, во-вторых, посредством Откровения или положительных заповедей, сообщенных Богом и воплотившимся Господом Иисусом Христом и записанных пророками и апостолами.
Первый способ сообщения воли Божией называется внутренним или естественным, второй — внешним или сверхъестественным. Иначе говоря, воля Божия сообщается человеку чрез внутренний или естественный нравственный закон и чрез положительный или откровенный нравственный закон, данный чрез Божественное Откровение.
Начало нравственности прирождено человеку. Каждый из нас по природе способен различать качество своих действий и ощущать в своей душе довольство или недовольство своими поступками. В этом состоит так называемый естественный нравственный закон, вложенный в нашу природу, в наше естество Творцом.
Под именем естественного нравственного закона разумеется тот, присущий нашей душе внутренний закон, который посредством разума и совести показывает человеку, что добро и что зло (по определению проф. прот. Н. Стеллецкого, «под именем естественного нравственного закона разумеются сознанные и формулированные умом правила внутреннего и внешнего поведения человека, на основании предшествовавшего неоднократного возбуждения нравственного сознания и чувства, — и имеющие настолько силы над волей человека, насколько свидетельства нравственного сознания и чувства подкрепляют их требования» («Опыт нравственного православного Богословия», т. I, ч. 1-я. Харьков, 1914, стр. 107-108)).
О существовании в нас естественного нравственного закона говорит каждому прежде всего его собственное сознание. Углубляясь в самих себя, мы слышим в себе какой-то голос (совесть), который, указывая нам на различие между добром и злом, предписывает одно делать, а другого избегать. Закон этот так глубоко внедрен в нашу природу, что никто не может освободиться от него, изгладить или заглушить его. Его знают и ощущают все народы земли, ибо нет ни одного человека, который бы не сознавал различия между добром и злом, а также и того, что добро должно делать, а зла избегать и удаляться.
Существование в человеке естественного нравственного закона подтверждается и Священным Писанием. Так, апостол Павел говорит о язычниках, что они, не имея закона (откровенного) «естеством законная творят», т.е. по природе делают законное; не зная закона (писанного), они сами себе закон; они показывают, что дело закона написано у нас в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли, то извиняющие, то оправдывающие одна другую (Рим. 2, 14-15).
Подобным же образом рассуждают и святые отцы. Св. Иоанн Златоуст пишет: «Ни Адам, ни другой какой человек, никогда кажется не жил без закона естественного… Как скоро Бог сотворил Адама, вложил в него и этот закон, сделав его надежным сожителем для всего человеческого рода» (св. И. Златоуст. Толкован, на Посл. к Римл. Беседа 12-я).
Св. Исидор Пелусиот говорит: «Поистине достойны похвалы те, которые исполняют долг по внушению естественного закона. Ибо сама природа носит в себе точный и неповрежденный критерий добродетелей, на который указывает Сам Христос в видах побуждения или поощрения, говоря: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (цитир. по проф. Стеллецкому, стр. 113).
Руководствуясь этим внутренним естественным законом, человечество вырабатывало не только отдельные нравственные правила, но и создавало целое нравственное мировоззрение, вырабатывало определенные обычаи и нравы, которые есть не что иное, как неписаные законы, переходившие по преданию из поколения в поколение и становившиеся источником всех писанных законов. Эти законы служили руководством в общественной жизни и как бы несовершенны они ни были, все-таки сдерживали в человеческих обществах грубый произвол, насилие и распущенность.
Носительницей и выразительницей естественного нравственного закона является СОВЕСТЬ (от глагола «ведать», «знать», «соведать», отсюда — «сознание»).
Самое название «совесть» указывает, что совесть есть прежде всего сознание, но сознание особое, сознание нравственное.
О действии нравственного закона мы узнаем по присущему нам чувству совести, или, как выражаются, «голосу совести».
Еще в древности совесть называли — голосом Божиим в душе человека, в одной из книг ветхозаветного Писания она представляется «оком Божиим, положенным на сердцах людей» (Сир. 17, 7).
Совесть действительно может и должна служить внутренним органом откровения воли Божией человеку.
«Когда Бог сотворил человека, — говорит препод. авва Дорофей, — Он вселил в него нечто Божественное, как бы некоторый помысл, имеющий в себе, подобно искре, и свет, и теплоту; помысл, который просвещает ум и показывает ему, что доброе и что злое, — сие называется совестью, а она есть естественный закон… Последуя сему закону, т.е. совести, (ветхозаветные) патриархи и все святые, прежде писанного закона угодили Богу» (преп. авва Дорофей. Душеполезные поучения (изд. 10-е).
Поучение 3-е. О совести).
Неиспорченная совесть — это постоянный судья наших действий, чувств и помыслов, наш лучший друг и советник, первый утешитель в беде и несчастье и неумолимый палач в случае нарушений нравственного закона. Как упреки и угрызения совести бывают сильны и в то же время неотвратимы, — видим из повествования в «Луге духовном», гл. 166 о покаявшемся разбойнике (см. также Четьи-Минеи 4-го июня).
«Преступник может иногда избежать суда человеческого, — говорит св. Григорий Богослов, но он никогда не избежит суда своей совести».
Как упреки и угрызения совести бывают сильны и в то же время неотвратимы, это прекрасно выразил наш поэт Пушкин в изображении преступника, которого преследует его преступление кровавой тенью во всю жизнь, отравляет все минуты его спокойствия и наслаждения, разъедает его семейное счастье, так что преступник говорит:
И рад бежать, да некуда!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста!
(А.С. Пушкин. Борис Годунов. См. у Путятина «Братья разбойники». Младший брат в бреду терзается жалостью к зарезанному старику и эта жалость сливается воедино с угрызениями совести и раскаянием).
Если добрые мысли, чувства и поступки человека совесть одобряет, награждает радостью и духовным миром, то к настроениям и поступкам злым; греховным она относится отрицательно: не одобряет их, немедленно обличает человека, возбуждая чувства виновности, обвиняя, человека до, и во время, особенно же после совершения греха.
Совесть есть общечеловеческое явление. Голос ее слышится во всяком человеческом сердце. Но, говоря о врожденности совести, нужно иметь в виду, что она дается нам не в готовом виде, а в виде естественного нравственного чувства; из этого чувства, при участии разума и воли, путем развития, постепенно образуется естественный нравственный закон.
Естественное нравственное чувство, как и вообще всякое чувство, развивается постепенно. Первоначально это чувство слабо и нежно. Оно развивается наряду с общим развитием человеческого духа, приобретая все большую и большую степень сознательности и долга. На осознанность этого нравственного чувства, на его то или иное содержание и на проявление этого чувства в качестве закона (в совести) — оказывают сильное влияние нравственный характер матери, отца, родных и прочих лиц, окружающих ребенка; домашнее воспитание; окружающая среда с ее правами, обычаями и преданиями и характером религиозных воззрений. Влияние всех этих обстоятельств и объясняется тот факт, что понятия о добре и зле, как у всех народов, так и у отдельных личностей, бывают различные, а, следовательно, и совесть бывает различна. История и жизнь показывают нам, что люди иногда признают нравственно-добрым то, что другие отвергают. Например, жители Кавказа считали своим священным долгом кровавую месть за убийство родных, что у других считалось пороком. Или спартанцы (жители древней Спарты) признавали совершенно естественным умерщвлять рожденных младенцев, если они были слабы физически; поступок, который у нас возбуждает отвращение. Совесть языческих народов некогда не только оправдывала, но и освящала религией человеческие жертвоприношения, дикие оргии в честь Бахуса, акты кровавой мести, умерщвление дряхлых стариков и т.д.
Люди совершали иногда самые жестокие действия, даже страшные преступления, ссылаясь на голос своей совести, например, в средние века казни инквизиции.
Таким образом, совесть находится в зависимости от всего в совокупности умственного и особенно нравственного состояния человека. А так как в умственном — и, особенно в нравственном отношении состояние, как отдельного человека, так и целых народов, бывает извращенное, то по этой причине голос совести у людей слышится весьма различный, даже противоречивый.
Глава 3. Природа человеческой нравственности в учении В.С. Соловьева
Наиболее соловьевское произведение, по словам А.Ф. Лосева, «Оправдание добра» – первая за всю историю этики обобщающая теоретическая работа о добре, содержательно раскрывающая и утверждающая его. Она оптимистична по духу, противостоит пессимистическим концепциям морали, в частности, попытке снятия проблемы добра и зла Ф. Ницше («По ту сторону добра и зла»).
На мой взгляд, отправной точкой философии добра В.С. Соловьева является оптимистический взгляд на человеческую природу, нравственное начало в человеке имманентно присуще ему, является неотъемлемой частью натуры: «Несмотря на все разнообразие степеней духовного развития в прошедшем и настоящем человечества, несмотря на все индивидуальные отклонения и на все более широкие воздействия расы, климата и исторических условий, все-таки существует неразложимая основа общечеловеческой нравственности, и на ней должно утверждаться всякое значительное построение в области этики» [5, с.119].
Для понимания смысла жизни, смысла истории необходимо теоретическое обоснование нравственного начала, необходимо рациональное оправдание этики. Надо отметить, что этика — это одна из самых сложных частей любого философского учения. Главная трудность заключается в субъективном характере этического знания и, прежде всего, в определении самой категории «нравственность». Человек постоянно находится «в плену» у своего разума, пытаясь рационализировать свое существование в мире. Рационализм является, по сути, атрибутом мышления. Однако, оставаясь на рациональных позициях, разум сталкивается с неодолимым препятствием в рефлексии оснований сознания. На это обстоятельство обращала и обращает внимание экзистенциально-феноменологическая традиция в философии. Все сказанное, в первую очередь, как раз и относится к пониманию нравственности в ее «чистом виде». Все усилия в этом направлении экзистенциализма, феноменологии, постмодернизма только показывают реальную проблему, но не решают ее. В связи с этим, непреходящее значение имеет творчество Вл. Соловьёва, который предпринял попытку дать безусловное обоснование нравственности и показать необходимость «Нравственной философии».
Существующие определения нравственности, как правило, расплывчаты и неопределенны в силу того, что невозможно, находясь на последовательных материалистических позициях, дать определение идеальному через идеальное, отразив при этом его сущность. Поэтому зачастую нравственность определяется как способ нормативной регуляции действий человека в обществе. Но данное понимание нравственности не позволяет выявить качественного своеобразия феномена нравственности. В связи с этим приходится давать более или менее развернутые пояснения к этому определению. Обращает на себя внимание то, что в литературе, посвященной этическим проблемам, подчеркивается идеально-духовный элемент нравственности и ее социально-всеобщее значение, которое фиксирует в себе то общее и основное, что составляет культуру межчеловеческих взаимоотношений. Следовательно, все согласны с духовной сущностью нравственности и с тем, что нравственность лежит в основе культуры общества. Но остается вопрос: благодаря чему? Социальна ли нравственность по своей природе?
Нравственное начало в человеке Соловьев соотносит с христианкой религией, отрицая распространенное в конце XIX века мнение о рабской природе религии, о ее назначении подавить и извратить человеческую природу. «Несчастный Ницше в последних своих произведениях заострил свои взгляды в яростную полемику против христианства, обнаруживал при этом такой низменный уровень понимания, какой более напоминает французских вольнодумцев XVIII-го века, нежели современных немецких ученых. Приписывая христианство исключительно низшему социальному классу, он не видит даже того простого факта, что евангелие с самого начала принималось не как проповедь сомнительного возмущения, а как радостное известие о верном спасении…» [5, с.36]. Обращая внимание на труды Дарвина, Соловьев отрицает дарвиновское толкование нравственности единственно как результата общественного, исторического развития человека.
В основе системы нравственной философии В.С. Соловьёва лежат три качества или способности человека, которые он называет первичными началами нравственности: стыд, жалость и благоговение. Они даны человеку от природы. Каждое из них отражает разные стороны нравственного опыта человека.
«Чувство стыда (в его коренном смысле) есть уже фактически безусловное отличие человека от низшей природы, так как ни у каких других животных этого чувства нет ни в какой степени, а у человека оно появляется с незапамятных времен и затем подлежит дальнейшему развитию» [5, с.123]. Стыд, с точки зрения Соловьева, присущ человеку изначально, это то, что отличает человека от животного – животные не стыдятся. Такое явление, как стыд наготы или стыд, связанный с физиологическими отправлениями, Соловьев считает естественным для человека на любой стадии общественной организации. Подтверждение этому он находит в антропологических описаниях подобных чувств у людей, принадлежащих к архаичным племенам.
Как возражения против такого взгляда на природу стыда могут быть приведены примеры языческих культов, где упомянутые формы стыда отсутствуют: фаллический культ, практика оргий при богослужениях. Но Соловьев считает подобные практики не отсутствием, а преодолением естественного стыда, намеренным извращением природных качеств человека. Т.е. подобные явления не опровергают, а подтверждают существование стыда как исходного нравственного начала.
Естественность стыда Соловьев видит и не в необходимом для человека ограничении стремления к наслаждению. Животные не впадают во вредные для организма излишества, их удерживает от этого инстинкт самосохранения, человек же, не зависящий более от инстинктов, нуждается в нравственном чувстве – такой может быть трактовка стыда с точки зрения естественного отбора. Но Соловьев возражает против естественно-биологического толкования природы стыда – ведь человек достаточно часто впадает в излишества, отбрасывая стыд, и вредит себе вопреки биологическим и нравственным законам.
В самом явлении стыда выявляется отношение человека к низшему, к своим естественным влечениям, к материальной природе вообще: человек стыдится своего подчинения ей. «Я стыжусь, следовательно, существую, не физически только существую, но и нравственно» – полагал В.С. Соловьёв. Стыд – это реакция человека на осознание своего природного начала, и стремление утвердить себя в качестве не только природного, но и духовного существа. Поэтому-то, считает Соловьев, стыд сопровождает, прежде всего, те акты человеческой деятельности, которые возвращают его к природному, естественному состоянию.
Жалость характеризует отношение человека к другим людям и вообще живым существам, его переживание чужого страдания, способность к состраданию, в чем проявляется солидарность со всеми живыми существами и другими людьми. Жалость, по мнению Соловьева, «…состоит вообще в том, что данный субъект соответственным образом ощущает чужое страдание или потребность, т.е. отзывается на них более или менее болезненно, проявляя, таким образом, в большей или меньшей степени свою солидарность с другими» [5, с.124]. Жалость это «…факт, что отдельное существо может чувствовать как бы за пределами своей индивидуальности, болезненно отзываясь на чужое страдание, т.е. ощущая его как свое собственное…», при этом жалость, как отмечает Соловьев, не имеет границ для своего применения, объектом жалости может быть семья, род, человечество, все, живущее во вселенной – чем шире проявление жалости, тем реже оно
Жалость и сострадание присуще не только человеку, но и животным, поэтому человек, отрицая в себе жалость, опускается ниже животного состояния, тогда как отрицание стыда только низводит его до животного состояния. Истоки жалости Соловьев видит в родительской привязанности, и любые социальные связи, развивающиеся по мере усложнения и расширения общества, вырастают именно из этого нравственного коря – родительской жалости. «Ибо в каком же другом душевном состоянии может выражаться первоначальная солидарность матери с ее бессильными, беспомощными, всецело от нее зависящими — одним словом, жалкими порождениями? »
В благоговении отражается отношение человека к высшему, перед ним человек преклоняется, проявляя свое благочестие. Это чувство, считает Соловьев, составляет у человека: «…нравственную основу религии и религиозного порядка жизни; будучи отвлечено философским мышлением от своих исторических проявлений, оно образует так называемую «естественную религию»».
Соловьев считает, что подобное чувство может в зачаточных степенях находится у животных. «Нелепо искать у них религии в нашем смысле, но то общее элементарное чувство, на котором изначала держится религия в душе всякого человека, — именно чувство благоговейного преклонения перед чем-то высшим — зарождается безотчетно и у других тварей, кроме человека.
Первичные основы нравственности играют существенную роль при рассмотрении В.С. Соловьёвым классических кардинальных и богословских добродетелей: каждая из признанных добродетелей не является нравственной сама по себе, а лишь в соотнесении со стыдом, жалостью или благоговением. Так, мужество является добродетелью не само по себе, а в зависимости от того, на какие предметы оно направлено. Мужество проявляется как подавление природного инстинкта самосохранения, так как стыд является реакцией на природные инстинкты желания. Поведение животного не может быть мужественно – напоминающее храбрость поведение лишь инстинкт, направленный на выживание, т.е. тот же инстинкт самосохранения. Но и трусости у животных нет, боязливое поведение естественно для ряда животных. Человек же стыдится собственной трусости и пытается преодолеть ее – в этом Соловьев видит действие первичных оснований, определяющих нравственное поведение человека. Нельзя назвать мужеством смелое исполнение бесчинств, также как трусостью — боязнь греха.
Справедливость является добродетелью лишь в той мере, в какой она основана на чувстве жалости. Вера не может считаться добродетелью, если обращена на недостойное. Не является добродетелью вера в магию или суеверия.
Таким образом, первичные основания нравственности неразрывно связаны с нравственной самооценкой человека, которая, проходя среду отвлеченного сознания, становиться совестью. Совесть, как нравственная реакция человека на собственное поведение, предполагает различение Добра и Зла. Ни одно животное, вне зависимости от степени его развития и образа жизни, не осознает добро и зло – эти понятия принадлежат нравственной сфере человека.
Соловьев считает чувство совести естественным продолжением чувства стыда: «Стыд и совесть говорят разным языком и по разным поводам, но смысл того, что они говорят, один и тот же: это не добро, это недолжно, это недостойно. Такой смысл уже заключается в стыде; совесть прибавляет аналитическое пояснение: сделавши это недозволенное или недолжное, ты виновен во зле, грехе, в преступлении».
Так как стыд не свойственен животным, совесть им также не свойственна – для нее нет основания. Не всякое самоосуждение является совестью – так если человек упрекает себя, что он недостаточно ловко смошенничал, это не является реакцией совести на недостойный поступок.
Первичные основания нравственности, несмотря на их неотъемлемую принадлежность человеку, личности, не гарантируют сами по себе нравственного поведения. «Первичная, естественная нравственность, которую мы рассмотрели, есть не что иное, как реакция духовной природы против грозящего ей подавления и поглощения со стороны низших сил – плотской похоти, эгоизма и диких страстей. Способность к такой реакции в человеке делает его существом нравственным…» [5].
Разум человека строит на этих основаниях принципы, которые должны стать руководством человеческому поведению. Эти принципы – начала учений, которые в ходе развития человеческой морали ложились в основу этики. Основное значение этики и идеи добра в философии Соловьева это осознание человеком нравственных начал. Благодаря разуму человек в состоянии осознать и необходимость нравственного совершенствования на пути к Всеединству, которое является закономерным результатом мирового развития.
В свое время Е.Н. Трубецкой писал, что «Этика Соловьёва — не более как часть его учения о «Всеедином» [6, с.58], критикуя Соловьёва за непоследовательность в отстаивании независимости этики от метафизических начал. А.Ф. Лосев, в ответ на упрек Е.Н. Трубецкого, замечает, что Соловьёв, не отказываясь от метафизики, стремился «дать характеристику нравственности в ее чистом виде… И если нравственность по мере ее развития восходит все выше и выше, покамест не приобщится к общему всеединству, то это не значит, что нравственность тем самым уже сама по себе есть учение о Всеединстве» [4].
Соловьёв считал, что не достаточно непосредственного нравственного чувства или интуитивного различения между добром и злом, присущего человеку, мораль нельзя рассматривать как инстинкт. Нравственные основы становятся тем началом, от которого отталкивается человек, определяя нормы своего поведения.
«Принимать безусловно следует только то, что само по себе, по существу своему есть добро. … Человек в принципе или по назначению своему есть безусловная внутренняя форма для добра как безусловного содержания; все остальное условно и относительно. Добро само по себе ничем не обусловлено, оно все собою обуславливает и через все осуществляется. То, что оно ничем не обусловлено, составляет его чистоту; то, что оно все собою обусловливает, есть его полнота, а что оно через все осуществляется, есть его сила, или действенность».
Таким образом, указывая на природные основания нравственности, Соловьёв вместе с тем увязывает нравственность и саму природу человека с Абсолютом. Человек должен быть устремлен ввысь. Эта устремленность, эта связь с Абсолютом не дает человеку возвратиться в животное состояние. «Первичная, естественная нравственность есть не что иное, как реакция духовной природы против грозящего ей подавления и поглощения со стороны низших сил – плотской похоти, эгоизма и диких страстей» [5, с.86].
В материальной природе человека Вл. Соловьёв обнаруживает три простейших нравственных чувства. Но они не могут быть, опять-таки, безосновны, или, другими словами, им нужна опора, и опора эта — безусловное Добро — Бог. В Боге воплощено совершенное единение. Материальная природа в совершенную связь с абсолютным может войти только через нас. «Человеческая личность, и, следовательно, каждый единичный человек, есть возможность для осуществления неограниченной действительности, или особая форма бесконечного содержания» [5, 202].
Отсутствует единство в обществе, природа зачастую торжествует над человеком, материя властвует над духом. Нравственное совершенствование предполагает не слепое подчинение высшей силе, а сознательное и свободное служение совершенному Добру. Подобная постановка вопроса носит принципиальный характер, указывая на свободу воли, автономность личности, с одной стороны, а с другой — Соловьёв не случайно выбирает из нескольких определений Абсолюта не Бога или Благо, а совершенное Добро, подчеркивая и определяя тем самым главную характеристику Абсолюта, лежащую в нравственной сфере и задающую цель и смыслы [1].
Кроме того, нравственное совершенствование предполагает переход от естественной солидарности с себе подобными к сочувственному и согласному взаимодействию на основе любви и, в-третьих, фактическое преимущество перед материальной природой должно «превращаться в разумное владычество над нею для нашего и для ее блага» [5, с.404].
Для действительного превосходства над материальной природой естественные нравственные основы должны постоянно реализовываться в поведении человека. Например, рассматривая принцип аскетизма, являющийся значительным для христианской религии, Соловьев предполагает его взаимосвязь с отрицательным отношением человека к своей животной природе. При этом природа не рассматривается как зло сама по себе – анализируя ряд философских учений – ведическое, буддистское, даже гностическое – Соловьев говорит о природе как о добром начале. Аскетизм есть проявление стыда в той области человеческой деятельности, которая может и должна быть, прежде всего, духовной, но зачастую низводится до уровня материального, «…процесс жизни чисто-животной стремится захватить человеческий дух в свою сферу, подчинить или поглотить его» [5, с.139].
Аскетические требования к образу жизни вырастают из желания духа подчинить себе требования тела: «Нравственное требование подчинения плоти духу встречается с обратным фактическим стремлением плоти подчинить себе дух, вследствие чего аскетический принцип двоится: требуется, во-первых, оградить духовную жизнь от захватов плотского начала и, во-вторых, покорить область плоти, сделать животную жизнь лишь потенцией или материей духа» [5, с.142]. В этом процессе Соловьев выделяет три главных момента – саморазличение духа от плоти, реальное отстаивание духом своей независимости и достигнутое преобладание духа над природой. Третий этап – это состояние духовного совершенства, оно не может быть вменено каждому человеку как обязанность, таким образом, Соловьев сторонник не абсолютного, а лишь относительного аскетизма: «подчиняй плоть духу, насколько это нужно для его достоинства и независимости. Имея окончательною, уповаемою целью быть полным господином физических сил своей и общей природы, ближайшею, обязательною своею целью ставь: не быть, по крайней мере, закабаленным слугой бунтующей материи, или хаоса» [5, с.142].
Толкование аскетизма у Соловьева исходит, прежде всего, из необходимости самообладания духа, неподчинения его плотским страстям, и никоим образом не отрицание человеческой телесности, не отношение к ней как к чему-либо нечистому. Ограничение, с точки зрения Соловьева, должно распространяться не только на два главнейших отправления человеческой физиологии, питание и размножение, но так же и на дыхание и сон. Практики контроля дыхания действительно распространены, как методика контроля над телом, примером чего может служить йога. Склонность к чрезмерному сну также склоняет человека к плотской стороне жизни – отметим, еще раз, что аскетизм Соловьев понимает как ограничение, но не самоистязание.
Избыток питания, плотский грех – не физический акт зачатия, а именно «безмерное и слепое влечение», причем как в реальности, так и в воображении – все, что придает особенное исключительное значение материальной стороне человеческой жизни в ущерб духовной, должно быть преодолено с помощью разумного, сознательного, добровольного выбора человека, руководствующегося своей совестью, направляемой стыдом.
Аскетизм, по мнению Соловьева, призван освободить человека от страстей плотских, которые являются всего лишь постыдными. «Преобладание духа над плотью необходимо для сохранения нравственного достоинства человека» [5, с.151]. Действуя, подчиняясь своей материальной природе, излишествуя в плотских желаниях, человек может нанести вред себе. Но страсти злые – гнев, зависть, корыстолюбие – должны быть искореняемы человеком в себе самом как худшие, так как направлены они и могут причинить вред уже другим людям. Это уже область не аскетической, а альтруистической нравственности. Как аскетизм имеет в своем основании стыд, так альтруизм является необходимым продолжением жалости, как нравственного основания.
Соловьев отмечает, что преобладание духа над плотью может достигаться человеком и без придания этому акту нравственного смысла: «…приобретенная правильным воздержанием власть духа над плотью, или сила воли, может употребляться для целей безнравственных. Сильная воля может быть злою. Человек может подавлять низшую природу для того, чтобы тщеславиться или гордиться своею высшею силой; такая победа духа не есть добро» [5, с.151].
Следовательно, аскетизм как нравственный принцип не содержит в себе безусловного добра – для нравственного поведения он необходим, но не достаточен, хотя во многих религиозных учениях именно аскетизм считался единственной основой правильного поведения. «Бывали и бывают успешными аскетами не только люди, преданные духовной гордости, лицемерию и тщеславию, но и прямо злобные, коварные и жестокие эгоисты. По общему признанию, такой аскет гораздо хуже в нравственном смысле, чем простодушный пьяница и обжора, или сострадательный развратник» [5, с.152].
Нравственный смысл аскетизм приобретает лишь в соединении с альтруизмом. Жалость, лежащая в основе альтруизма соединяет человека с миром всего живого, тогда как стыд отделяет его от природы. Сочувствие, соучастие сами по себе не являются основой нравственного поведения, они могут заключать в себе и своекорыстие, например, радость совместно с кем–либо доставляет удовольствие. Жалость же бескорыстна: «…жалость прямо побуждает нас к действию с целью избавить другое существо от страдания или помочь ему. Такое действие может быть чисто внутренним, например, когда жалость к врагу удерживает меня от нанесения ему обиды или вреда, но и это, во всяком случае, есть действие, а не пассивное состояние, как радость или удовольствие. Разумеется, я могу находить внутреннее удовлетворение в том, что не обидел ближнего, но лишь после того, как акт воли совершился» [5, с.156].
Жалость, безотносительно от ее объекта, является добрым чувством. Человек способен пожалеть врага или преступника, такого род чувство не будет оправданием преступления, а лишь проявлением естественного нравственного основания. «…Жалость есть добро; человек, проявляющий это чувство, называется добрым; чем глубже он его испытывает и чем шире применяет, тем он признается добрее; человек безжалостный, напротив, называется злым по преимуществу» [5, с.163].
Человек, жалея другого, тем не менее, ясно осознает нетождественность его себе, но признает объект своей жалости имеющим «права на существование и возможное благополучие» [5, с.163]. Таким образом, альтруизм утверждает принцип равенства, принцип правильного взаимоотношения людей и вообще живых существ, справедливости, когда за другими я признаю те же чувства и права, которые имею я сам.
В этом альтруистический принцип нравственности перекликается у Вл. Соловьёва с категорическим императивом И. Канта, но не повторяет его: «В совершенном внутреннем согласии с высшею волею, признавая за всеми другими безусловное значение, или ценность, поскольку и в них есть образ и подобие Божие, принимай возможно полное участие в деле своего и общего совершенствования ради окончательного откровения Царства Божия в мире» [5, с.185].
Соловьёв различает внутреннее существо нравственности — это целость человека, заложенная в его природе, как пребывающая норма, формальный принцип нравственности или нравственный закон — долженствование и реальные проявления нравственности. Аскетизм и альтруизм – именно те реальные нравственные принципы, которые, с точки зрения Соловьева, приближают человека к Абсолюту.
Но реальные проявления нравственности и во времена Вл. Соловьёва, и сегодня далеки от совершенства. Связано это с тем обстоятельством, как считает Вл. Соловьёв, что действительное человечество — это «распавшееся человечество». Оно не сосредоточено и не поднято единым абсолютным интересом к Богу, «рассеяно в своей воле между множеством относительных и бессвязных интересов» [, с.374]. Соловьёв предупреждает, что «исторический процесс есть долгий и трудный переход от зверочеловечества к богочеловечеству» [5, с.182].
Более того, Добро не имеет для нас всеобщего и окончательного осуществления. Добродетель никогда не бывает вполне действительною. Однако «мера добра в человечестве вообще возрастает… в том смысле, что средний уровень общеобязательных и реализуемых нравственных требований повышается» [5, с.182]. Человек многое может, но главную его роль Вл. Соловьёв видит в собирании вселенной в идее, собрать же вселенную в действительности по силам только богочеловеку и Царству Божию.
Нравственное совершенствование возможно благодаря разумной свободе. «Нравственность всецело держится на разумной свободе, или нравственной необходимости, и совершенно исключает из своей сферы свободу иррациональную, безусловную, или произвольный выбор». А выбор определяет Добро «всею бесконечностью своего положительного содержания и бытия, следовательно этот выбор бесконечно определен, необходимость его была абсолютная, и произвола в нем — никакого» [, с.73].
Этот закон, сформулированный Вл. Соловьёвым, и есть путь ко Всеединству. Именно поэтому «нравственная природа человека есть необходимое условие и предположение богочеловечества» [5, с. 197], а «нравственная жизнь открывается как задача всеобщая и всеобъемлющая» [5, с.237].
Значимость человека как нравственного существа принципиальна для Вл. Соловьёва. Богочеловечество как цель не может осуществиться без деятельной личности, нравственно самоорганизующейся, одухотворяющей собой «собирательного человека», органическую и неорганическую природу. Наделение человека природными основаниями нравственности, восходящей к абсолютному Добру, дает основания Вл. Соловьёву говорить о причастности каждого члена общества к «абсолютной полноте целого» с одной стороны, а с другой (и в этом оригинальность подхода философа), настаивать на том, что сам человек необходим «для этой полноты не менее, чем она для него» [5, с.371].
Представляется важным вывод Вл. Соловьёва о том, что природные основания нравственности, ее причастность к Абсолютному Добру — это необходимое, но не достаточное условие нравственного совершенствования человечества на пути к Всеединству, так как человеческая личность, обладая бесконечностью своего содержания из-за причастности к абсолютной полноте Богочеловечества, тем не менее является лишь возможностью, но не действительностью. На сегодняшний день, считает Вл. Соловьёв, для человека характерно слепое подчинение внешним обстоятельствам жизни, и, прежде всего, подчинение высшей силе — Абсолюту — Богу [1].
Заключение
Главное отличие человека от животного состоит в том, что человеческое поведение ограничено нравственными нормами. Теория эволюции в высокой степени подрывает человеческую нравственность, уровень которой тысячелетиями падает от поколения к поколению, что содействует усилению плохих сторон человеческой природы, таких как эгоизм и стремление к личной выгоде.
За последние несколько тысячелетий исторического развития на западе искренне верят, что Бог создал человека, что Бог создал Небо и Землю, а на востоке люди верят, что «в давние времена природа человека была доброй», и что божества могут даже находиться в трех футах над нашей головой. Конфуцианство нацелено на то, чтобы человек совершенствовал свое тело и ценил добродетель. В трудах о нравственности содержится много слов, но суть их заключена в словах: «следуй Небу и дорожи добродетелью». История, которую вы, возможно, знаете, рассказывает о том, как внимательно Конфуций изучал старинный китайский труд Чжоу И (Книга перемен, чтобы повысить свою нравственность и повыситься в совершенствовании. То есть, многие годы люди считали, что человек должен придавать особое значение своей доброй стороне, в то время как сущность дьявола человека, проявляющаяся в эгоизме и стремлении к личной выгоде, считалась уродливой частью человеческой природы. Исторически людей учили прилагать усилия в том, чтобы уничтожить эту уродливую часть.
1. Борисенко Л.О. Нравственность как основа всеединства и историософии В.С. Соловьёва. \\ Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В.С. Соловьёва. Материалы международной конференции 14-15 февраля 2003 г. Серия «Symposium», выпуск 32. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С.178-185
2. Зеньковский В.В. История русской философии. Т.1. Ч.1.Л., 1991.
3. Зобова М. Р.В.С. Соловьёв о свободе выбора \\ Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В.С. Соловьёва. Материалы международной конференции 14-15 февраля 2003 г. Серия «Symposium», выпуск 32. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С.23-25
4. Лосев А.Ф. Владимир Соловьёв и его время. М.: Прогресс, 1990.
5. Соловьёв В.С. Оправдание добра: Нравственная философия. М.: Республика, 1996.
6. Булгаков С.Н. Нация и человечество // Булгаков С.Н. Соч.: В 2 т., Т. 2, М., Наука, 1993. – С. 644-653.
7. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы.: В 2 т., Т. 1. – М.: Правда, 1981. – 416 с.
8. Зеньковский В.В. История русской философии.: В 2 т., Т. 1. – Ростов-на-Дону.: Феникс, 1999. – 544с.
9. Кант И. Критика практического разума // Кант И. Собр. соч. в 8 т., Т. 4, М.: Чоро, 1994. – С. 373-565.
10. Назаров В.Н. Опыт хронологии русской этики 20в.: третий период (1960-1990) // Этическая мысль, выпуск 4, М.: РАН Институт философии, 2003. – С. 179-197.
11. Новиков А.И. История русской философии 10-20 веков. – СПб.: Лань, 1998. – 320 с.
