Конфликты внутриличностные

метки: Конфликт, Внутриличностный, Правовой, Личность, Человек, Различный, Юридический, Ценность

Внутриличностный конфликт остается одним из наиболее сложных исследовательских явлений в психологической науке, несмотря на то, что конфликтология сегодня это динамично развивающаяся область психологии.

Актуальность исследования заключается в том, что категория внутриличностных конфликтов объединяет психологические конфликты, состоящие в столкновении различных личностных образований (мотивов, целей, интересов и т.д.), представленных в сознании индивида соответствующими переживаниями. Такие конфликты являют собой противостоянием двух начал в душе человека, воспринимаемое и эмоционально переживаемое человеком, как значимая для него психологическая проблема, требующая своего разрешения и вызывающая внутреннюю работу, направленную на его преодоление. Изучение данной темы также дает возможность реально оценить способы преодоления таких конфликтов на практике.

Особо следует отметить значимость исследования рассматриваемой проблемы в юношеском возрасте (от 15−18 до 21−23 лет).

Он является лишь началом взрослой жизни, не случайно его называют периодом взросления переходом от зависимого детства к первому, самостоятельному выбору своего жизненного пути.

Теоретическую основу работы составляют труды следующих авторов: К.А. Абульханова, Б.Г. Ананьев, В.П. Зинченко, Б.Ф. Ломов, А. Маслоу, Д.Б. Эльконин, З.Фрейд и др.

Объект исследования: внутриличностные конфликты студентов в период обучения.

Предмет исследования: условия решения внутриличностных конфликтов студентов в период обучения.

Цель исследования состоит в изучении условий разрешения внутриличностных конфликтов студентов в период обучения.

Задачи исследования:

1. Рассмотреть понятие и феномен внутриличностного конфликта;
2. Выявить особенности внутриличностных конфликтов в студенческом возрасте;
3. Изучить классификацию форм проявления внутриличностных конфликтов;
4. Провести обоснование выбора методов и методик исследования. Организация исследования;
5. Провести работу по предупреждению внутриличностных конфликтов молодежи в условиях вузовского обучения.

Методы исследования:

Маркетинговые исследования в гостиничном бизнесе

... бизнеса; — причины возникновения проблем и эффективные пути их решения; — рынок потенциальных потребителей услуг; — новые услуги, в которых испытывают потребность клиенты, и т. д. Кроме того, исследования ... фирмы, с которыми работает гостиничное предприятие. Среди них — ... в информации и разрабатывают маркетинговые информационные системы. Маркетинговая информационная система Хорошая маркетинговая система ...

— теоретические: анализ литературы по проблеме исследования;

Гипотеза исследования основана на следующих предположении, что у современных студенток внутриличностный конфликт можно разрешить, если:

— разработаны условия разрешения внутриличностных конфликтов;

— предложены рекомендации по преодолению внутриличностных конфликтов в студенческой среде.

Практическая значимость работы заключается в том, что выявленные в процессе исследования виды внутриличностных конфликтов студентов во время обучения, могут быть основой для разработки дифференцированных программ психологической поддержки личности и развития мотивации обучения студентов.

Структура работы: работа состоит из введения, двух глав, выводов, заключения, списка литературы.

База исследования: Волжский политехнический институт (филиал) Волгоградского государственного технического университета, Волжский филиал Современной гуманитарной академии, 50 человек.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ВНУТРИЛИЧНОСТНЫХ КОНФЛИКТОВ В ПСИХОЛОГИИ

1.1. Понятие и феномен внутриличностного конфликта

В настоящее время в психологической науке доминирует мнение, что категория внутриличностных конфликтов объединяет психологические конфликты, состоящие в столкновении различных личностных образований (мотивов, целей, интересов и т.д.), представленных в сознании индивида соответствующими переживаниями. Считается, что такие конфликты являют собой противостояние двух начал в душе человека, воспринимаемое и эмоционально переживаемое человеком как значимая для него психологическая проблема, требующая своего разрешения и вызывающая внутреннюю работу, направленную на его преодоление.

Для описания конфликтов этого типа в психологии используются понятия: интрапсихический, внутренний, личностный, внутриличностный, внутрисубъективный, личностный или психологический. Все эти термины используются как синонимы. Мы используем понятие внутриличностного конфликта [6, с. 43]. Отечественные исследователи (например, Ф.Е. Василюк, Н.В. Гришина, А.С. Кармин и др.) Подразделяют все понятия, описывающие механизм внутриличностного конфликта, путем определения объекта столкновения (или по критерию связи с внешней средой): интрапсихические , ситуационно-познавательный.

1. Психодинамические (интрапсихические) концепции основаны на биопсихической основе личности и представлены в теориях А. Адлера, З. Фрейда, К. Г. Юнга, Э. Фромма.

2. Ситуационные подходы, основанные на представлении конфликта как реакции на внешнее стечение обстоятельств в работах бихевиористов Д. Скинера, небихевиористов Н. Миллера, Дж. Доллара.

Внутриличностный конфликт

... личности. Как уже отмечалось выше, внутриличностные конфликты имеют прямое отношение к конфликтам межличностным, ситуациям общения, влияют на поведение индивида, его самочувствие, его устремления ... анализа проблем, возникающих в жизненной ситуации индивида. Его различение трех основных типов внутриличностных конфликтов считается классическим. Первый тип конфликта - это когда человек оказывается ...

3. Когнитивные концепции основаны на понимании конфликта как когнитивного явления в работах К. Левина, А. Маслоу.

Они решают проблему столкновения связано с общей методологической направленностью исследователя. Эти общие парадигмы сливаются у некоторых авторов в синтетические концепции, которые становятся более или менее эклектичными [8, с.77].

Э. Шостром сравнивает конфликтную ситуацию с двухпартийной системой демократии: у каждого из нас такая двухпартийная система, при которой одна сторона находится у власти, а другая находится в лояльной оппозиции. Но оппозиция может означать не только проверку и критику, но и жесткую бескомпромиссную борьбу, например, конфликт [44, с.77] .

Специфика внутриличностного конфликта заключается в следующем:

1. Отсутствие субъектов конфликтного противостояния в лице отдельных лиц или групп, различные внутриличностные образования становятся сторонами конфликта;

2. Специфика форм течения и проявления: этот конфликт протекает в виде тяжелых переживаний, сопровождается специфическими состояниями страха, депрессии, стресса, может привести к неврозу или психозу;

3. Задержка потока как для окружающей среды, так и часто для самого человека.

Внутриличностные конфликты можно разделить на две группы, исходя из характера противоречий, лежащих в основе конфликта: первая — в результате перехода объективных противоречий во внутренний мир человека (моральные, адаптивные конфликты); второй — возникающий из противоречий внутреннего мира индивида как отражение отношения индивида к окружающей среде (мотивационные конфликты, неадекватная самооценка).

Е.А. Донченко и Т.М. Титаренко выделяют три уровня развития психологического противоречия [32, с.77]:

— психологическая сбалансированность внутреннего мира личности;

— дисбаланс, осложнения, трудности в основной деятельности, проекция психологического стресса на работе, общение с окружающими;

— невозможность реализации планов и программ, ломка жизни, невозможность выполнять свои жизненные функции до разрешения жизненного кризиса [32, с.73] .

Как отмечалось выше, причинность внутреннего конфликта определяется решением вопроса о том, с чем сталкивается (для одних исследователей это «структуры внутреннего мира индивида», для других — «внутриличностные образования», т. Е, столкновение личных представлений об окружающей среде с самой средой и т д., вплоть до ассоциации с двухпартийной системой).

Однако необходимо признать общую тенденцию, а именно: что-то или что-то обязательно должно столкнуться, и в результате этого столкновения человек заболевает до абсолютной нетерпимости. Тогда арсенал психологической науки может предоставить в наше распоряжение богатый список исследовательских впечатлений интерсубъективного характера, иногда диаметрально противоположных направлений.

Стареющая личность и образ жизни

... подходах к проблеме старения. Близкими к ней представляются теории, которые рассматривают жизнь и старение как растрату энергии, ... и рта. Волосы седеют и выпадают, зубы желтеют и стираются. Все это внешние признаки старения, а что представляет собой внутреннее старение? ... особенности старения в значительной степени предопределяются самим человеком, его характером, направленностью его личности. ...

В настоящее время психологическая наука, представленная ее различными отраслями, продолжает поиск подходов к решению этой проблемы внутриличностного конфликта.

Как отмечалось выше, внутриличностный конфликт это острое негативное переживание, вызванное борьбой структур внутреннего мира личности. Но в психологической науке нет однозначного ответа на вопрос, что такое внутренний мир или структура психики личности. Так, у З.Фрейда имеются две теории по поводу строения психического аппарата:

1. Включает Бессознательное и Предсознание-Сознание [40, с. 71-73].

2. Три инстанции: ОНО, Я и Сверх-Я [40, с. 101].

Говоря о психическом аппарате, Фрейд подразумевал особую структуру, внутренний склад психики, однако он не только связывал различные функции с особыми «местами психики», но и приписывал им определённый порядок, а следовательно, и определённую временную последовательность [40, с. 62-64]. В своей работе «Толкование сновидений» (1900) Фрейд определил психический аппарат по аналогии с оптическими аппаратами. Тем самым он стремился сделать понятными сложности функционирования психики, вычленяя в этом функционировании отдельные элементы и приписывая каждой составной части психического аппарата особую функцию. Сосуществование внутри психического аппарата различных систем не следует понимать в анатомическом смысле. Речь идёт лишь о том, что возбуждения определённым образом упорядочены, обусловлены местом различных (психических) систем.

В отличие от З. Фрейда, теория Юнга более сложна во многих отношениях. Возможно, эта одна из самых необычных среди всех теорий структуры личности. Личность, по Юнгу, — чрезвычайно сложная структура. Сложность не только в том, что в нее входит огромное количество компонентов, но и в том, что отношения между ними очень запутаны. Ни у одного другого теоретика личности нет столь сложного описания структуры личности. По Юнгу, личность (душа, психика, «психологическая личность») состоит из нескольких дифференцированных, но взаимосвязанных систем. Наиболее важные: эго, личное бессознательное и его комплексы, коллективное бессознательное и его архетипы, персона, анима и анимус, тень. Кроме этих взаимосвязанных систем, существуют установки — интроверсия и экстраверсия, и функции — мышление, чувство, ощущение и интуиция. Наконец, существует самость — центр всей личности [47, с. 63].

Системность этого набора категорий не очевидна, поэтому над согласованием их до сих пор бьются последователи и интерпретаторы Юнга [47, с. 63].

Мы проанализировали основные психологические концепции внутриличностных конфликтов.

Так, согласно З. Фрейду, в человеке от рождения борются два противоположных инстинкта, определяющих его поведение эрос (сексуальный инстинкт, инстинкт жизни и самосохранения) и танатос (инстинкт смерти, агрессии, деструкции и разрушения).

Внутриличностный конфликт и является следствием извечной борьбы между эросом и танатосом. Эта борьба, по З. Фрейду, проявляется в амбивалентности человеческих чувств, в их противоречивости. Амбивалентность чувств усиливается противоречивостью социального бытия и доходит до состояния конфликта, который проявляется в неврозе [40, с.66].

Конфликты в организации и пути их решения

... конфликтов. Существуют четыре основных типа конфликтов: внутриличностный, межличностный, конфликт между личностью и группой и межгрупповой конфликт. Внутриличностный Внутриличностный конфликт может возникнуть также в ... конфликта Возможными субъектами конфликта в организации являются: администрация организации; средний управленческий персонал; низший управленческий персонал; основные специалисты (в ...

Как отмечалось выше, по Фрейду структура психики включает в себя три инстанции: ОНО, Я и Сверх-Я. Основные внутренние противоречия личности складываются между ОНО и Сверх-Я, которые регулирует и разрешает Я. Если Я не смогло разрешить противоречие между ОНО и Сверх-Я, то в осознающей инстанции возникают глубокие переживания, характеризующие внутриличностный конфликт. Считается, что Фрейд в своей теории не только раскрывает причины внутриличностных конфликтов, но и вскрывает механизмы защиты от них: сублимацию, проекцию, рационализацию, вытеснение, регрессию и др.

Теория З. Фрейда, достаточно стройная и логичная, не раскрывает главного, а именно: природный механизм образования внутриличностного конфликта.

Данное обстоятельство, по нашему мнению, вытекает из его приверженности теории дуализма влечений — влечения к смерти (инстинкт смерти) и влечения к жизни (инстинкт жизни).

В монистической теории считается, что человеку, как и всем живым организмам, присуще одно влечение — к смерти. Если говорить о Природе вообще, то здесь, без сомнения, присутствует дуализм влечений, который весьма наглядно проявляется в процессе перехода неорганической материи в органическую и наоборот. Однако это означает, что влечение к жизни, как таковое, присуще лишь первоначально нами означенному этапу данного процесса, а значит, и относится к неорганической материи. Человечество же, как и вся органика, может иметь только одно влечение, а именно: влечение перейти в неорганическое состояние.

Таковы законы природы. Поэтому, все изобретенные в рамках психоанализа влечения, в целях, хотя бы, какого-нибудь оправдания их существования, в лучшем случае, следует рассматривать как составляющие основу агрессивности влечения к смерти (как единого субстрата всех влечений) [40, с. 43].

По причине своей приверженности теории дуализма влечений, мы считаем, что Фрейд сделал выводы из несуществующего противоречия и, поэтому, как отмечалось выше, не раскрыл главного: природного механизма образования внутриличностного конфликта, и, следовательно, возможности воздействия на него.

Согласно взглядам А.Адлера, формирование характера личности происходит в первые пять лет жизни человека. В этот период он испытывает на себе влияние неблагоприятных факторов, которые порождают у него комплекс неполноценности.

Впоследствии этот комплекс оказывает существенное влияние на поведение личности, ее мировоззрение. Этим и определяется внутриличностный конфликт. Считается, что Адлер не только объясняет механизмы формирования внутриличностных конфликтов, но и раскрывает пути разрешения таких конфликтов (компенсация комплекса неполноценности).

Таких путей он выделяет два. Во-первых — это развитие «социального чувства», социального интереса. Развитое «социальное чувство» в конечном итоге проявляется в интересной работе, нормальных межличностных отношениях и т.п. Но у человека может сформироваться и так называемое неразвитое социальное чувство, которое имеет различные негативные формы проявления: преступность, алкоголизм, наркомания и т.п. Во-вторых, стимуляция собственных способностей, достижения превосходства над другими. Компенсация комплекса неполноценности посредством стимуляции собственных способностей может иметь три формы проявления:

Подходы к пониманию внутриличностного конфликта

... в развитие теории внутриличностного конфликта внесли В. Мерлин, В. Мясищев, Н. Левитов, Л. Славина. В. Мерлин рассматривал внутриличностный конфликт как «результат острого неудовлетворения глубоких и актуальных мотивов и отношений личности». Если в ... т.д. Однако, несмотря на необходимость индивидуального подхода к преодолению внутриличностных конфликтов, можно сформулировать наиболее общие и типичные ...

а) адекватная компенсация, когда происходит совпадение превосходства с содержанием социальных интересов (спорт, музыка, творчество и т.п.);

б) сверхкомпенсация, когда происходит гипертрофированное развитие одной из способностей, имеющей ярко выраженный эгоистический характер (накопительство, ловкачество и т.п.);

в) мнимая компенсация, когда комплекс неполноценности компенсируется болезнью, сложившимися обстоятельствами или другими факторами, независящими от субъекта [29, с.67].

По поводу взглядов на механизм внутренней конфликтности А.Адлера и путей разрешения данной проблемы, мы можем высказать свое мнение в том плане, что дать названия психическим аномалиям индивида и свести процесс их преодоления к чисто педагогическим приемам, — это, конечно, неплохо, но в плане проблематики внутриличностного конфликта недостаточно. Непознанный природный механизм внутренней конфликтности даст о себе знать в полной мере в форме отрицательных последствий, о преодолении которых у Адлера нет ни слова.

Мы полагаем, что при наличии у индивида отрицательных последствий внутриличностного конфликта в виде психосоматических недугов, рекомендации Адлера по стимуляции собственных способностей и достижения превосходства над другими будут либо недостаточными, либо нецелесообразными.

В объяснении внутриличностных конфликтов Э. Фромм в попытке преодолеть биологические трактовки личности, выдвинул концепцию «экзистенциальной дихотомии» [41, с. 21]. В соответствии с этой концепцией, причины внутриличностных конфликтов заключены в дихотомичной природе самого человека, которая проявляется в его экзистенциальных проблемах: проблеме жизни и смерти; ограниченности человеческой жизни; громадных потенциальных возможностях человека и ограниченности условиями их реализации и др. Более конкретно философские подходы в объяснении внутриличностных конфликтов Э. Фромм реализует в теории биофилии (любовь к жизни) и некрофилии (любовь к смерти), которая, в принципе, нам знакома из психоанализа в виде теории дуализма влечений, но преподносится в субъективно-рефлексирующем обрамлении [41, с. 22].. По нашему мнению, данная теория созвучна теории дуализма влечений, о которой комментарии изложены выше.

Суть теории Э. Эриксона состоит в том, что он выдвинул и обосновал идею стадий психосоциального развития личности, на каждой из которых человек переживает свой кризис. На каждом возрастном этапе происходит либо благоприятное преодоление кризисной ситуации, либо неблагоприятное. В первом случае происходит позитивное развитие личности. Ее уверенный переход на следующий жизненный этап с хорошими предпосылками для его успешного преодоления. Во втором случае личность переходит в новый этап своей жизни с проблемами (комплексами) прошлого этапа. Все это создает неблагоприятные предпосылки развития и вызывает у нее внутренние переживания. Основными целями данного психосоциального развития, у Эриксона, является [46, с. 112]:

Социология конфликтов

... его прекращению 3. поддерживать ту или иную сторону конфликта или обе стороны одновременно. В социологии конфликта часто используется понятие «сторона конфликта». Это понятие может включать в себя как ... Столь же часто можно наблюдать и обратную картину: включившись в конфликт в составе определенной группы, личность начинает в нем вести свою собственную линию, вследствие чего он ...

1. Достижение личностной целостности путем интеграции возрастных душевных состояний;

2. Выявление генетических возможностей для преодоления психологических жизненных кризисов.

Если З. Фрейд посвятил свои работы этиологии патологического развития, то Э. Эриксон сосредоточил основное внимание на изучении условий успешного разрешения психологических кризисов, дав новое направление психоаналитической теории [46, с.55]. На наш взгляд, в данной теории имеет место расплывчатость понятий, которые должны являться основополагающими. Мы полагаем, что борьба за достижение какой-либо цели, подразумевает, как минимум, знание того объекта, за который следует бороться. Мы считаем, что борьба за достижение личностной целостности не принесет результата по причине неопределенности данного понятия. В психиатрии и психологии нарушение личной целостности объясняется ее расщепленностью.

Термин Spaltung (расщепление) применяется в психоанализе и психиатрии издавна и по-разному. Но в любых толкованиях, он всегда соотносится с рядом психических расстройств, в том числе, и с симптоматикой шизофрении [24, с. 410]. Само по себе, устранение расщепленности Эго путем интеграции возрастных душевных состояний может выглядеть привлекательным, но маловероятным, а именно: следуя данной теории, мы должны будем взять за основу то, что индивид, практически, с рождения имеет расщепленное эго и, затем, в течение своей жизни, на основании успешных преодолений кризисных явлений своих возрастных душевных состояний, устраняет данную расщепленность. Следуя данной логике, мы можем придти к парадоксальному выводу, а именно: при успешных преодолениях возрастных кризисов (т.е., чем старше индивид), субъект становится здоровей, а к столетнему возрасту, расщепленность, вообще, исчезает сама собой. В принципе, на практике так оно и бывает, когда расщепленность исчезает вместе с индивидом. Мы полагаем, в теории Эриксона не просматривается причинность расщепленности эго и, соответственно, причинность внутренней конфликтности.

Широкую известность получила концепция внутриличностного конфликта одного из ведущих представителей гуманистической психологии американского психолога Абрахама Маслоу [16, с. 32]. Согласно Маслоу, мотивационную структуру личности образует ряд иерархических организованных потребностей: физиологические потребности; потребность в безопасности; потребность в любви; потребность в уважении; потребность в самоактуализации. Самая высшая — потребность в самоактуализации, то есть в реализации потенций, способностей и талантов человека. Она выражается в том, что человек стремится быть тем, кем он может стать. Но это ему не удается. Самоактуализация как способность может присутствовать у большинства людей, но лишь у меньшинства она является свершившейся, реализованной. Этот разрыв между стремлением к самоактуализации и реальным результатом и лежит в основе внутриличностного конфликта [16, с.55].

Гендерный конфликт

... противоречивыми представлениями, мотивами, моделями поведения. 3.Типы гендерных конфликтов Можно выделить следующие типы гендерных внутриличностных конфликтов: 3.1.Ролевой конфликт, работающей женщины. Наиболее ярким проявлением ... предписания различных социальных ролей, выполняемых личностью, препятствуют их успешной реализации. Ролевой конфликт работающей женщины рассматривается как комплекс ...

По Маслоу, причиной внутриличностной конфликтности всего человечества является нереализованная самоактуализация каждого индивида. Пансексуализм Фрейда всю конфликтность человека объяснял только сексуальными влечениями, в то время как факты показывали, что существуют и другие, не менее важные мотивы. Этим мы хотели бы сказать, что теории Маслоу и Фрейда, и не только их теории, значение которых мы не умаляем, являются лишь аспектами общей проблемы, в параметрах которых находит свою реализацию природный механизм внутренней конфликтности человека. Теория причинности конфликта должна быть универсальной, ибо универсальность — есть признак научности. В противном случае мы не продвинемся в исследовании данной проблемы глубже уровня интерсубъективного дискурса [16, с.59].

Касательно К.Юнга, он дал типологию личности. Типологию личности Юнг осуществляет по четырем основаниям (функциям личности): мышлению, ощущениям, чувствам и интуиции. Каждая из функций психики, по Юнгу, может проявляться в двух направлениях — экстраверсия и интроверсия. Исходя из всего этого он выделяет восемь типов личности, так называемые психотипы: мыслитель-экстраверт; мыслитель-интроверт, ощущающий-экстраверт, ощущающий-интроверт, эмоциональный-экстраверт, эмоциональный-интроверт, интуитивный — экстраверт, интуитивный-интроверт. Главным в типологии Юнга является направленность — экстраверсия или интроверсия. Так, экстраверт изначально ориентирован на внешний мир. Он строит свой внутренний мир в соответствии с внешним. Интроверт же изначально погружен в себя. Для него самое главное мир внутренних переживаний, а не внешний мир с его правилами и законами. Мы считаем, что данное гениальное учение Юнга к внутриличностному конфликту отношения не имеет. Другое дело, если бы Юнг утверждал о столкновении данных установок, одновременно присущих одной и той же личности, что бы и являлось источником проблемы, но об этом он не говорил (и никто не говорил, и научной надобности в этом мы не видим).

Конфликт, же, между интровертами и экстравертами (если такой имеет место) — явление за пределами проблемы внутриличностного конфликта, поэтому его проблематика нам не интересна. В своей работе Юнг классифицировал психотипы личности и больше ничего. Мы считаем, что данное учение Юнга не имеет отношения к раскрытию природного механизма внутриличностного конфликта индивида [47, с. 89].

Таким образом, именно у Юнга имеется теория, единственная теория в мире, которая раскрывает природный механизм внутриличностного конфликта. Но это не просто теория. Это теория, успешно апробированная на практике, изложена Юнгом в виде практических рекомендаций в его работе «Трансцендентная функция». Главное в работе Юнга то, что он достаточно внятно и доходчиво обозначил природный механизм внутриличностного конфликта и этот факт неоспорим. На этом основании мы считаем, что все остальные теории по данному поводу, которых еще может быть изобретено множество, — есть аспекты выражения общей проблемы внутреннего конфликта, которую универсально, а значит научно, обосновал К. Юнг. Психологическая трансцендентная функция по своему характеру сопоставима с математической функцией того же названия, которая связывает действительные и мнимые числа, и является результатом объединения сознательных и бессознательных содержаний. Термином «трансцендентный», Юнг обозначал не какое — нибудь метафизическое качество, а тот факт, что при помощи этой функции создается переход из одной установки в другую [47, с.43]. Это психологическая функция, сравнимая с математической, имеющей то же название и представляющей функцию действительных и мнимых чисел. По данной аналогии психологическая трансцендентная функция проистекает из соединения противоположностей: содержаний сознательного и бессознательного.

Управление трудовыми конфликтами в организации

... работы - раскрыть сущность трудовых конфликтов, исследовать причины и последствия конфликтов в организации ООО «Медуниверсал Л», а также рассмотреть различные способы управления конфликтами, дать конкретные рекомендации по управлению конфликтными ситуациями в трудовом ... роли конфликта в жизни организации. Во второй главе раскрываются основные уровни конфликтов: внутриличностный, межличностный ...

Бессознательное ведёт себя в компенсаторной манере по отношения к сознательному. Но можно это выразить и прямо противоположным образом, а именно: сознательное ведёт себя в комплиментарной манере по отношению к бессознательному [47, с.73].

Практические рекомендации Юнга сводятся к построению психологической трансцендентной функции. Её можно свести к следующей формуле:

а) придание формы бессознательному содержанию проблемы (контрпозиции Бессознательного);

б) соединение полученной формы с уже существующей установкой сознания.

Цель слияния этих противоположностей — создание новой сознательной установки, которая дает индивиду неоценимое преимущество, используя свои собственные ресурсы, разорвать зависимость от устоявшихся ущербных для психики стереотипов и выйти на новый уровень бытия. Иными словами, целью психологической трансцендентной функции является создание новой установки сознания, которая позволит решить проблему внутреннего конфликта индивида, потому что старая (ещё действующая) установка не позволяет этого сделать [47, с. 203].

Для Юнга внутренний конфликт — есть результат расщепления Эго (Я) между тезисом (Сознанием) и антитезисом (Бессознательным).

В целях освобождения от данного дискомфорта, Эго ухватывается за посредствующую основу, освобождающую от расщепленности — трансцендентную функцию [47,с.53].

Для Фрейда расщепление — есть результат уже существующего конфликта с непознанным причинным механизмом внутренней конфликтности. Понятие расщепленности имеет для Фрейда описательное, а не объяснительное значение, которое не конкретизирует причинность внутренней конфликтности, а, напротив, порождает новые вопросы [40, с. 22].

Расщепленность у Юнга устраняется в результате построения трансцендентной функции, как срединной (компромиссной) позиции между двумя противоположностями — тезисом (сознанием) и антитезисом (бессознательным) [47, с. 43]. При этом, данная посредствующая основа приемлема противоположностям, поскольку она является одинаково установленной как тезисом (Сознанием), так и антитезисом (Бессознательным) и компенсирует как тот, так и другой. При этом, Эго избежав обе крайности, усиливается, поскольку новая срединная позиция становится доступной осознанию. Это выводит субъекта из состояния, при котором он являлся «содержимым» (частью) проблемы по выбору ее решения, на новый уровень, когда субъект становится тождественен целому, а выбор становиться его частью, что и является реализацией его свободной воли. В моменты такого инсайта человек полон недоумения: как же это он раньше не заметил столь очевидных вещей? Есть и чувство облегчения: ведь теперь не нужно тратить энергию Эго на волевое упорядочивание противоположностей. При этом не важен результат индивидуального выбора решения проблемы (отказ от выбора — это тоже выбор) — важно проявление свободной воли субъекта. Это — и есть реальное преодоление внутренней конфликтности [47,с.42].

Применительно к реалиям нашего времени, мы не ошибемся в утверждении того, что посредством своего метода, Юнг осуществлял деятельностный процесс по преодолению отрицательных последствий внутриличностного конфликта (дистресса).

1.2. Особенности внутриличностных конфликтов в студенческом возрасте

Более полная классификация внутриличностных конфликтов содержится в работе А.Я. Анцупова и А. И. Шипилова, которые предложили взять за основу классификации ценностно-мотивационную сферу личности [4, с. 27].

В зависимостиот того, какиестороны внутреннего мира личности вступают в конфликт, они выделяют следующие основные его виды:

1. мотивационный конфликт . Это конфликты между бессознательными стремлениями, между стремлениями к обладанию и безопасности, между двумя положительными тенденциями;
2. нравственный конфликт , который часто называют моральным или нормативным конфликтом. Это конфликт между желанием и долгом, между моральными принципами и личными привязанностями;
3. конфликт нереализованного желания , или комплекса неполноценности . Это конфликт между желаниями личности и действительностью, которая блокирует их удовлетворение. Иногда его трактуют как конфликт между «хочу быть таким, как они» и невозможностью это желание реализовать. Он может возникнуть в результате физической невозможности человека осуществить это стремление;
4. ролевой конфликт . Он выражается в переживаниях, связанных с невозможностью одновременно реализовать несколько ролей, а также с различным пониманием требований, предъявляемых самой личностью к выполнению одной роли. Примером межролевого внутриличностного конфликта может быть ситуация, когда человека в качестве сотрудника организации просят поработать сверхурочно, но в качестве отца он хочет больше время уделить своему ребенку. Примером внутриролевого конфликта может служить ситуация, когда верующему человеку для защиты отечества нужно взять в руки оружие и идти на войну убивать;
5. адаптационный конфликт . Этот конфликт имеет два смысла. В широком смысле он понимается как возникающий на основе нарушения равновесия между субъектом и окружающей средой, в узком смысле как возникающий при нарушении процесса социальной или профессиональной адаптации. Это конфликт между требованиями, которые предъявляет к личности действительность, и возможностями самого человека (профессиональными, физическими, психическими);
6. конфликт неадекватной самооценки возникает из-за расхождения между претензиями личности и оценкой своих возможностей;
7. невротический конфликт результат сохраняющегося в течение длительного времени обычного внутриличностного конфликта, характеризуется высшим напряжением и противоборством внутренних сил и мотивов личности.

Названные типы конфликтов не исчерпываютполностью их классификацию. В зависимости от других основании можно дать и иную типологию внутриличностных конфликтов. Об этом свидетельствует сама история развития конфликтологических концепций, в которых выделяются различные типы внутриличностных конфликтов [4, с. 144]. Отметим основные из них:

— конфликт между моралью и нравственностью, между должным и сущим, между моральным идеалом и действительностью (И. Кант, Ф. М. Достоевский);

— конфликт между человеческими влечениями, биологическими потребностями и социальными нормами, который носит биологический и биосоциальный характер (3. Фрейд);

— конфликт, обусловленный необходимостью выбора между силами равной величины, действующими на личность (К. Левин);

— конфликт между «Я-концепцией» и идеальным «Я» (К. Роджерс);

— конфликт между стремлением к самоактуализации и реальным результатом (А. Маслоу);

— конфликт между стремлением к смыслу жизни и экзистенциальным вакуумом, т.е. «ноогенный» конфликт, или «экзистенциальная фрустрация» (В. Франкл);

— конфликт между элементами внутренней структуры личности, между ее мотивами (А.Н. Леонтьев).

Таким образом, были рассмотрены основные направления в изучении внутриличностных конфликтов, опираясь на богатый опыт известных философов и психологов. Не обошли стороной и виды внутриличностных конфликтов, классифицированных на основе ценностно мотивационной сферы личности, а также на основе конфликтологических концепций.

1.3.Классификация форм проявления внутриличностных конфликтов

Существует несколькоформ проявления внутриличностных конфликтов. У каждого человека, находящегося в конфликте с самим собой, проявляется та или иная форма внутриличностного конфликта (табл. 1)

Таблица 1.

Формы внутриличностного конфликта.

Форма

проявленияСимптомыНеврастения

• невыносимость к сильным раздражителям;
• подавленное настроение;
• снижение работоспособности;
• плохой сон;
• головные болиЭйфория
• показное веселье;
• выражение радости неадекватно ситуации;
• «смех сквозь слезы»Регрессия
• обращение к примитивным формам поведения;
• уход от ответственностиПроекция
• приписывание негативных качеств другому;
• критика других, часто необоснованнаяНомадизм
• частое изменение места жительства, места работы, семейного положения, партнеров;
• частые разрывы отношений с друзьями, изменение привычек, увлечений, обстановкиРационализм
• самооправдание своих поступков, действий, даже неадекватных и социально неодобряемых

• Рассмотрим последствия внутриличностных конфликтов.
• Как илюбыедругие конфликты, внутриличностные конфликты могут быть конструктивными и деструктивными.
• Конструктивным является конфликт, который характеризуется максимальным развитием конфликтующих структур и минимальными затратами на его разрешение. С помощью преодоления таких конфликтов мы движемся вперед.

Деструктивным считается конфликт, который усугубляет раздвоение личности, перерастает в жизненный кризис или ведет к развитию невротических реакций [3, с. 80].

Длительный внутриличностный конфликт угрожает эффективности деятельности. Частые внутриличностные конфликты могут привести к утрате уверенности человека в своих силах, формированию устойчивого комплекса неполноценности, а иногда и к потере смысла жизни.

Одним из серьезных последствий внутриличностного конфликта является суицид акт самоубийства, совершаемый человеком в состоянии сильного душевного расстройства либо под влиянием психического заболевания.

ВЫВОДЫ ПО 1 ГЛАВЕ

Личность является предельным субъектом (оппонентом) конфликта. В этом качестве она образует одну из его сторон. Но кроме этого каждый человек является самостоятельным генератором конфликта, внутри которого он и развертывается. Таким образом, личность постоянно производит и воспроизводит конфликты внутри себя внутриличностные конфликты, носителем которых она и является. И можно без преувеличения сказать, что вся жизнь нормального человека это конфликт, и прежде всего конфликт не внешний, а внутренний, от которого нам никуда не деться.

Каждый человек постоянно существует в конфликтной ситуации не только с окружающей социальной средой, но прежде всего с самим собой.

В первой главе нами были рассмотрены виды внутриличностных конфликтов: мотивационный конфликт, нравственный конфликт, конфликт нереализованного желания, или комплекса неполноценности, ролевой конфликт, адаптационный конфликт, конфликт неадекватной самооценки, невротический конфликт.

ГЛАВА 2. ЭМПИРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ОСОБЕННОСТЕЙ ВНУТРИЛИЧНОСТНЫХ КОНФЛИКТОВ В СТУДЕНЧЕСКОМ ВОЗРАСТЕ И РАБОТА ПО ИХ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЮ

2.1. Обоснование выбора методов и методик исследования. Организация исследования

В настоящее время существует значительное количество определений такого сложного термина, как «личность», но мнение большинства исследователей сходится на социальной природе личностного феномена. Личность представляет собой устойчивую систему индивидуальных черт, обусловленных системой общественных отношений, культурой и биологическими особенностями индивида [9, с.12]. В личностных структурах одного человека могут одновременно существовать несколько взаимоисключающих актуальных потребностей, целей, ценностей, интересов. Такое состояние может быть характеризовано как внутриличностный конфликт.

Но конфликт вызывают лишь равные по значимости взаимоисключающие тенденции, когда личность «раздваивается» в принятии решения, когда выбор той или иной тенденции предполагает столкновение элементов личностных структур, т. е. некоторую «внутреннюю борьбу» [11,с.44].

В современном обществе риск возникновения невротического конфликта, вероятно, больше у женщин, так как традиционные ценности материнства и семьи (в значительной степени подкрепляемые фиксированными формами поведения) сталкиваются с ценностями, пропагандируемыми СМИ, карьерой, финансовой обеспеченностью, высоким социальным статусом, независимостью (традиционно мужскими ценностями) [11, с.74]. Вероятно, что у современных студенток молодых женщин, находящихся в оптимальном репродуктивном возрасте, внутриличностный конфликт обусловлен противоречием в сферах, связанных с любовью и семейной жизнью (трансформация сексуального инстинкта), а также с материальной обеспеченностью и карьерой ценностями капиталистического (постиндустриального) общества.

Организация и методы исследования:

Нами было проведено исследование, направленное на выявление особенностей внутриличностного конфликта у студенток высших учебных заведений. В исследовании принимали участие 50 студенток старших курсов высших учебных заведений г. Волжского в 2015 г. в возрасте от 20 до 23 лет.

В исследовании были использованы следующие психодиагностические методики: «Уровень соотношения «ценности» и «доступности» в различных жизненных сферах» и шкала оценки дискомфорта (Е. Б. Фанталова, Приложение 1), Роза качества жизни (И. А. Гундаров), Шкала самооценки (Ч. Д. Спилбергера, Ю. Л. Ханина. Текст методики в Приложении 2).

Полученные данные и их интерпретация:

В табл. 2 представлено соотношенее «ценности» и «доступности» всех обследуемых студенток. Знак «» означает состояние «внутреннего вакуума» внутренней опустошенности, снижения побуждений. Знак «+», наоборот, означает, что в какой-то жизненный сфере женщина не удовлетворена и испытывает внутриличностный конфликт. А студенты, попадающие в нейтральную зону («0»), испытывают удовлетворенность в жизни по тем или иным ценностям и не имеют внутриличностного конфликта.

Таблица 2

Разделение испытуемых по соотношению показателей «ценности» и «доступности»

Ценность«»«+»«0»Активная жизнь25025Здоровье1 29 20Интересная работа7 5 38Красота искусства27 0 23Любовь2 18 30Обеспеченная жизнь32621Наличие друзей2840Уверенность в себе12335Познание28220Свобода13532Семейная жизнь23414Творчество18329

Эти данные мы также представили на рисунке 1.

Рис. 1. Разделение испытуемых по соотношению показателей «ценности» и «доступности»

Данные рис.1 показывают, что девушки студентки испытывают внутриличностный конфликт в таких областях как «здоровье», «любовь», «обеспеченная жизнь».

В табл. 3 представлены данные, отражающие процентное соотношение доминирующего состояния студенток по каждой из двенадцати рассмотренных ценностей.

Таблица 3

Разделение испытуемых по соотношению показателей «ценности» и «доступности» (данные приведены в % отношении от общего числа обследуемых)

Ценность«»«+»«0»Активная жизнь50-50Здоровье25840Интересная работа141076Красота искусства54-46Любовь43660Обеспеченная жизнь65242Наличие друзей41680Уверенность в себе24670Познание56440Свобода261064Семейная жизнь46828Творчество36658

Как видно из табл. 3, наличие внутриличностного конфликта наблюдается прежде всего в таких жизненных сферах, как здоровье (58 %), материально-обеспеченная жизнь (52 %) и семейная жизнь (68 %).

Данные ценности, по — видимому, являются наиболее значимыми для современных девушек, получающих высшее образование.

«Внутренний вакуум» наблюдается в сферах познания (56 %), красоты природы и искусства (54 %), активной деятельной жизни (50 %), что, скорее всего, свидетельствует о том, что в современном обществе у студенток высших учебных заведений достаточно возможностей для самореализации своей личности.

Эти данные представлены нами в рис.2.

Рис.2. Разделение испытуемых по соотношению показателей «ценности» и «доступности» (данные приведены в % отношении от общего числа обследуемых)

Следует отметить, что данные исследования свидетельствуют о наличии проблем профессионального становления у данной группы испытуемых. Душевный покой связан с материальной обеспеченностью и возможностью общаться с друзьями. Ценность «общение с друзьями», являющаяся одной из основных, связан с «отдыхом», «положением в обществе» и «духовными потребностями».

На основе сопоставления и анализа данных проведенного исследования нами сделаны следующие выводы:

1. У студенток как гуманитарных, так и технических специальностей высших учебных заведений с равной частотой встречаются низкий, средний и высокий уровни внутриличностного конфликта.

2. Внутриличностный конфликт у обследованного контингента выявлен в таких сферах, как здоровье, любовь, семейная жизнь, материально обеспеченная жизнь.

3. «Внутренний вакуум» наблюдается в сферах: познание 56 %, красота природы и искусства 54 % и активная деятельная жизнь 50 %. То есть данные ценности «находятся в избытке» у современных студенток достаточно возможностей для их достижения.

4. Установлена взаимосвязь между личностной и реактивной тревожностью и дезинтеграцией в таких жизненных сферах, как любовь и уверенность в себе.

2.2. Работа по предупреждению внутриличностных конфликтов молодежи в условиях вузовского обучения

Существуют всеобщие, или общесоциальные, условия и способы предупреждения внутриличностных конфликтов. Рассмотрим условия и способы предупреждения конфликтов, зависящих от самой личности. Выделим основные из них.

Первое и исходное условие профилактики внутриличностных конфликтов выражено в принципе «Познай самого себя». Чтобы не очутиться в ситуации внутриличностного конфликта, нужно прежде всего осознать «Кто Я?», «Зачем пришел в этот мир?», «В чем смысл моей жизни?» и т.п. То есть необходимо прежде всего создать правильный «Я-образ», так как только в этом случае личность будет четко осознавать, какие ценности для нее являются главными, смыслообразующими жизненными ценностями, а какие второстепенными; за какие следует пойти на костер, а мимо каких пройти не заметив [30, с. 99].

Бербель и Хайнц Швальбе рекомендуют несколько способов и приемов для лучшего познания самого себя. Приведем некоторые, ключевые [43, с. 11]:

1 Прежде всего, студентам можно предложить ответить на следующие вопросы:

• Не зануда ли я?
• Склонен ли я к необдуманной критике?
• Избегаю ли я говорить о негативных вещах?
• Не слишком ли много я говорю о материальных вещах?
• Присуще ли мне инстинктивное поведение?
• Есть ли такие слова или раздражающие моменты, при которых я тут же выхожу из себя?
• Испытываю ли я страх, опасения или постоянное напряжение?
• Часто ли я позволяю себе неодобрительно или пессимистически высказываться?
• Пользуюсь ли я в разговоре двусмысленными оборотами?
• Ношу ли я в себе неопределенное чувство вины?
• Есть ли у меня определенная материальная жизненная цель, которой подчинен весь мой теперешний образ жизни?
• Часто ли я болею, впадаю в депрессию или тоску?

После ответов на эти вопросы можно утверждать, что студент уже лучше знает самого себя [43, с. 55].

2 Следующий шаг выявление талантов и сильных сторон своей личности. Студентам предлагается проанализировать, когда при каких обстоятельствах и каким образом им удалось преодолеть себя, свою инертность и достигнуть успеха? Ответив на этот вопрос, студенты получат новые сведения о своих способностях. Затем необходимо добавить к этому вопросы:

• В какой сфере проявляются ваши способности: духовной или физической?
• Есть ли у вас наличие художественных, творческих способностей?
• Склонны ли вы к точным наукам?
• В каком виде деятельности у вас были наибольшие результаты?
• Часто ли вы формулируете оригинальные идеи?
• Какие качества помогают вам неизменно справляться с вашими проблемами?

Составив классификацию своих способностей, всех сильных сторон, студентам предлагается ответить е на вопрос, какие качества их личности вам следовало бы «подтянуть» или развивать более интенсивно? Но при этом следует иметь в виду, что каждый человек помимо уже проявившихся и известных ему способностей обладает еще и скрытыми возможностями, которые могут проявиться в дальнейшем.

3 Выявление своих ошибок и недостатков, тех препятствий в нас самих, которые мешают раскрытию наших способностей. Для этого можно воспользоваться анализом следующих сдерживающих факторов:

• Мы перекладываем ответственность на других вместо того, чтобы нести ее самим.
• Другим мы верим больше, чем самим себе. потому что сами не знаем, что для нас главное.
• Лицемерие из любезности и по любому поводу приводит к деградации наших чувств.
• Нам недостает готовности защищать наше право на счастье и самореализацию.
• Мы позволяем заглушить в себе силу. дающую нам независимость, фантазию.
• Неспособность обратиться к важному и с легким сердцем отказаться от всего несущественного, второстепенного [43, с. 11].

По каждому из выявленных недостатков или по каждое всякий раз встречающейся ошибке студенту предлагается задать себе три вопроса:

1. Вызывают ли у меня выявленные ошибки и недостатки сильное беспокойство?

2. Так ли уж волнуют меня эти ошибки и недостатки?

3. Может быть, мне вообще не стоит беспокоиться по поводу этих ошибок и недостатков?

Если выяснится, что те или иные ошибки и недостатки дают основание для беспокойства, то следует сразу же заняться их исправлением. При этом следует иметь в виду, что к наиболее значимым недостаткам относятся те, на которые нам указали другие, и что невозможно сразу взять и переделать себя [31, с. 14].

Другое условие предупреждения внутриличностного конфликта — адекватно оценивайте себя. Это условие непосредственно примыкает к предыдущему. Без адекватной самооценки нельзя познать самого себя и избежать внутриличностных конфликтов. Но не только заниженная, но и завышенная оценки своих способностей и возможностей препятствуют установлению гармонических отношений с окружающими и тем самым способствуют возникновению внутриличностных конфликтов.

Но самое главное состоит в том, что неадекватная самооценка, неправильный образ своего «Я» препятствуют реализации и самоактуализации личности. Человек, который неправильно оценивает себя, будет постоянно «натыкаться» на непонимание со стороны других. Ему будет казаться, что его не понимают, тогда как в действительности он не понимает сам себя. Поэтому тот, кто лучше знает себя, скорее найдет и свое место в жизни.

От самооценки зависят и отношение личности к своим успехам и недостаткам, ее самокритичность. Поэтому она прямо влияет на эффективность деятельности и на развитие личности. Можно представить человека, полагающего, что он обладает большими способностями по математике, но занявшего одно из последних мест на олимпиаде по этому предмету. В этой ситуации, во-первых, не избежать внутриличностного конфликта, стресса, а, во-вторых, это может породить полное разочарование в своих способностях и навсегда отбить охоту заниматься этим видом деятельности.

Самооценка личности непосредственно связана с уровнем ее притязаний, степенью трудности достижения тех целей, которые она перед собой ставит. Резкое расхождение между притязаниями и реальными возможностями личности, когда первые являются намного завышенными, может привести к возникновению эмоциональных срывов, повышенной тревожности, страху и другим проявлениям внутриличностного конфликта.

Свое объективное выражение самооценка получает в том, как человек оценивает возможности и результаты деятельности других. Например, при завышенной самооценке он стремится их принизить, при заниженной повысить.

Затем студентам предлагается сформулировать смыслообразующие жизненные ценности.

После того как они «покопались в себе» и адекватно оценили себя, нужно попытаться сформулировать и взять на вооружение основополагающие жизненные ценности. Это те ценности, ради которых стоит жить, ценности, утверждению которых человек посвящает свою жизнь и которые он рассматривает как призвание. А. Маслоу назвал их «бытийными ценностями», или предельными ценностями, выше которых у человека уже нет ничего. Другими словами, речь идет не о ценностях средствах, а о ценностях целях, образующих высший смысл жизни человека.

Отсутствие таких основополагающих ценностей делает человека несвободным и нестабильным, подверженным ситуативным и временным влияниям. Без таких ценностей, как показал В. Франкл, личность не может развиваться нормально. У человека возникает состояние «экзистенциального вакуума» и скуки, а его поведение часто становится девиантным (алкоголизм, преступность, наркомания).

Все это приводит к возникновению различного рода внутриличностных конфликтов, неврозов, а порой и суицидальному поведению.

Следующее условие преодоления внутриличностных конфликтов — используйте свой жизненный опыт

Важный способ профилактики внутриличностных конфликтов в студенческой среде формирование стабильного внутреннего мира и характера человека. Для этого следует постоянно обращаться к своему жизненному опыту и соотносить его с опытом других и социальной реальностью. Необходимо как можно чаще отмечать: что, когда, при каких обстоятельствах и каким образом нам удалось, а в чем мы потерпели фиаско. Рекомендуется также записывать наблюдения и выводы и детально их анализировать [34, с. 19].

Цель этой сложной и кропотливой работы делать выводы на будущее, чтобы выражение «хотелось, как лучше, а получилось, как всегда» не имело к вам никакого отношения. Помните, что повторенная ошибка переживается вдвойне тяжелее и требует двойной платы. Между тем за уроки лучше платить только один раз и учиться следует на ошибках других, а не своих. В противном случае трудно избежать внутриличностных конфликтов.

Четвертое условие — будьте оптимистом, ориентируйтесь на успех. Анализируя свой жизненный опыт и делая выводы на будущее, студентам нужно ориентироваться на успех.

Если студента постоянно будет сопровождать чувство страха потерпеть неудачу, то вообще не следует начинать никакое дело. В этом случае они обречены на неудачу и на внутриличностный конфликт с самого начала, а точнее, даже не начав еще деятельности. Механизм возникновения внутриличностного конфликта у студентов, ориентирующихся на неудачу, заключается в том, что они выбирают либо непомерно завышенный, либо сильно заниженный уровень требований. Для них типичны спады активности, отступления. Тот. кто ставит перед собой завышенные цели, обрекает себя на постоянную борьбу с неудачами.

Между тем люди, которые ориентируются на успех, как правило, руководствуются реальной оценкой своих шансов на достижение цели и поэтому ставят перед собой выполнимые, хотя, может быть, и умеренные задачи. Поэтому анализируя свой опыт, студенту следует задуматься над тем, почему им сопутствовал успех и в чем причина ваших неудач. Это поможет им избежать многих внутренних конфликтов.

Пятое условие — будьте уверены в себе.

Человек, не уверенный в своих силах, в то же время всегда чувствует себя неспокойно. Рано или поздно он столкнется с внутриличностным конфликтом, ибо неуверенность порождает сомнение, которое соседствует со страхом. Поэтому прежде чем взяться за какое-либо серьезное дело, студенту можно порекомендовать проверить, свойственны ли им следующие типичные проявления неуверенности в себе:

• боязнь попробовать бездействие, нежелание добиваться своего из страха потерпеть поражение, «потерять свое лицо»;
• суетливость боязнь не угнаться за другими, беспокойство, вызывающие дискомфорт, тревогу и страх;
• зависть и самоунижение постоянное сравнивание себя с другими, недовольство самим собой, самоунижение и унижение других:
• бравада и лживость стремление произвести впечатление лучше, чем есть на самом деле, «пустить пыль в глаза»;
• конформизм приспособленчество, стремление быть «как все», «не высовываться», не рисковать:
• привычка застегиваться на все пуговицы. По мнению психологов, «человек в футляре» страшится проявить какие-либо свои чувства и всего боится: болезней, людей, ответственности- Он всегда неуверен в себе, находится в дурном настроении. Для него одежда является защитным панцирем, в котором не должно быть никакой бреши. Напротив, человек. уверенный в себе. в своих силах, порой может себе позволить и не застегиваться на все пуговицы.

Если студентам свойственны хотя бы некоторые из названных качеств, необходимо принять меры к тому, чтобы от них избавиться. При этом можно воспользоваться следующими рекомендациями:

• Уверенный в себе человек не стремится самоутвердиться за счет других, унижая других. Он старается стать лучше, чем он есть сам, а не стать лучше других всегда и во всем, как это делает невротик.
• Не поддавайтесь давлению поведенческих стереотипов, не сдерживайте свою активность.
• Думайте «своей» головой, хотя, конечно, не стоит пренебрегать дельными советами и других.
• Знайте, что у вас имеется много способностей и сил, достаточных для выполнения тех задач, которые вы перед собой поставили. Есть способности, о которых студент даже не подозревает, и которые обнаруживаются лишь в конкретном опыте жизни.
• Доверяйте больше самому себе, не разрушайте свое собственное «Я», постоянно и во всем прислушиваясь к мнению других.
• Не забывайте, нет ничего для вас более худшего, чем отказываться от самого себя, жить чужой жизнью, чужими идеями и смыслами. Вы это Вы, и никто другой никогда вас не заменит. Отбросьте установку «Я такой, какой вам нужен» и руководствуйтесь принципом «Я такой, какой Я есть». Уже одно это осознание своей самоценности укрепит уверенность студента в себе.

Призыв к необходимости быть уверенным в себе не означает, конечно, что человек не должен сомневаться ни в чем или не подходить критически к своему прошлому опыту. Это означает то, что если, проанализировав свои силы, вы пришли к выводу, что способны выполнить какую-либо задачу, то смело беритесь за дело.

Шестое условие — соблюдайте этические нормы и правила общения.

Это поможет студентам избежать множества конфликтов как в отношениях с другими людьми, так и внутриличностных. Необходимо стремится к нравственному самовоспитанию и самоутверждению. Нравственно зрелый человек, утверждающий своим поведением высокие этические нормы, никогда не окажется в ситуации, за которую ему придется переживать, испытывать чувство вины и угрызения совести.

Приведем ряд правил поведения, которые помогут вам чувствовать себя уверенно в любых ситуациях и избежать множества внутриличностных конфликтов:

• Относитесь к людям так, как вы хотели бы, чтобы они относились к вам. Если вы затрудняетесь, как себя вести в той или иной ситуации, поставьте себя на место того, с кем вы общаетесь.
• Не требуйте к себе какого-либо особого отношения или особенных привилегий со стороны другого.
• Попытайтесь достичь четкого разделения прав и ответственности в выполнении общей работы.
• Если круг ваших обязанностей пересекается с вашими коллегами, это весьма опасная ситуация. В том случае, когда управляющий не разграничивает ваши обязанности и ответственность от других, попытайтесь сделать это сами.
• Не проявляйте предвзятости к людям. Насколько возможно отбрасывайте предрассудки и сплетни в общении с ними.
• Называйте своих собеседников по имени и старайтесь делать это почаще.
• Улыбайтесь, будьте дружелюбны и используйте все многообразие приемов и средств, чтобы показать ваше доброе отношение к собеседнику. Помните что посеешь, то и пожнешь.
• Не давайте обещаний, которые вы не сможете выполнить. Не преувеличивайте свою значимость и деловых возможностей. Если они не оправдаются, вам будет неудобно, даже если на это были объективные причины.
• Не лезьте человеку в душу. На работе не принято спрашивать о личных делах, а тем более проблемах.
• Не старайтесь показаться лучше, умнее, интереснее, чем вы есть на самом деле. Рано или поздно все равно все выплывет наружу и встанет на свои места.
• Посылайте импульсы ваших симпатий. Словом, взглядом, жестом дайте участнику общения понять, что он вас интересует. Улыбайтесь. смотрите прямо в глаза.
• Рассматривайте другого всегда как личность, которую следует уважать саму по себе, а не как средство для достижения ваших собственных целей.

Таким образом, соблюдение ряда данных рекомендаций и условий позволят избежать возникновения внутриличностных конфликтов студентов в период обучения.

ВЫВОДЫ ПО 2 ГЛАВЕ

Поскольку внутриличностных конфликтов избежать невозможно, то следует научиться создавать условия, предупреждающие их негативные последствия, использовать многообразные способы их профилактики и вовремя разрешать дисфункциональные конфликты в том случае, если они уже возникли. На сегодняшний день конфликтология разработала целую систему способов и мер по предупреждению и разрешению внутриличностных конфликтов. При этом следует иметь в виду, что предупредить конфликт всегда легче, чем его разрешить.

Мы предложили несколько рекомендаций и правил поведения джля студентов высших учебных заведений, которые, на наш взгляд, помогут студентам избежать множества конфликтов как в отношениях с другими людьми, так и внутриличностных. Во второй главе мы привели ряд правил поведения, которые помогут студентам чувствовать себя уверенно в любых ситуациях и избежать множества внутриличностных конфликтов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

При ознакомлении с теоретическими основами феномена внутриличностных конфликтов было отмечено, что данный вид конфликта есть психоэмоциональное переживание, и переживание достаточно сильное, вызываемое несогласованностью внутренних стремлений (мотивов, потребностей, интересов, желаний) личности. Подобная несогласованность выражена в столкновении противоположных тенденций, затрудняет принятие решения и разрушает цельность «Я». Интрапсихические конфликты дифференцируются на несколько видов, имеют внешние и внутренние причины своего появления, особенности переживания, а также вызывают различные последствия, которые бывают деструктивными и конструктивными. И механизмы психологической защиты это способы, посредством которых люди пытаются выйти из состояния внутренней напряженности, конфликтности.

Существуют различныевиды внутриличностных конфликтов, классифицированные на основе ценностно-мотивационной сферы личности, а также на основе конфликтологических концепций.

Внутриличностные конфликтымогутпроявляться в различных формах и иметь разные по направленности последствия. Желательным последствием является конструктивное разрешение внутриличностного конфликта, характеризующееся максимальным развитием конфликтующих структур и минимальными затратами на его разрешение. С помощью преодоления таких конфликтов мы движемся вперед. Деструктивный конфликт усугубляет раздвоение личности, перерастает в жизненный кризис или ведет к развитию невротических реакций. Самым крайним проявлением деструктивного внутриличностного конфликта является суицид. Содержанием суицидального кризиса выступает острое эмоциональное состояние, возникающее в критической ситуации столкновения личности с препятствиями на пути удовлетворения ее важнейших жизненных потребностей.

Однако можно заметить, что существует целый ряд принципов и способов их разрешения, которые с учетом индивидуальной специфики могут использовать все.

Его общая тенденция состоит в переходе от рассмотрения конфликта на уровне «частичного» индивида, представленного мотивационной, когнитивной сферой или иными личностными образованиями, к описанию конфликтов как явлений целостного самосознания личности, что открывает новые перспективы в их понимании.

Типологизация политико-правовой ментальности На основании вышеизложенных теоретико-методологических положений и принципов можно перейти к анализу основных проявлений и типов этом же контексте можно говорить и о ментальности классов — господствующего и эксплуатируемого, которые явно обладают весьма трудноуловимой в рефлексии матрицей типизаций и оценок, общей схемой смыслопостроений, определяющей характер (классового) правового и политического мышления, соответствующие поведенческие акты, привычный социальный «отклик» (реакцию представителей определенных классов на те или иные символические, деперсонифицированные образования — право, законы, власть, пенитенциарную систему и др.).При известном отходе от марксистских социальнофилософских постулатов и намеренном отвлечении от идеи о том, что каждый индивид в современном обществе так или иначе является носителем ментальности различных уровней (семьи, корпорации и т.д.), вполне уместно выделять и виды правовой ментальности относительно имеющих место различных социальных страт: «дворянская ментальность», «купеческая ментальность», «крестьянская ментальность » и др. В последние десятилетия все чаще спорят­ о профессиональном правовом менталитете — ментальности юристов (судейская, милицейская, адвокатская и т.д.), экономистов, врачей, учителей и т.п. Однако существенные черты, качества, принципиально отличающие лиц разных видов занятости и позволяющие в одном и том же социуме и государстве утверждать о действительном различии их мировидения «на профессиональной основе», не всегда удается выделить. С еще большей осторожностью следует утверждать о возможном выходе профессионального юридического менталитета за национальные границы, об объединении на этой основе лиц одной и той же профессии в разных странах. Вообще, к идее унификации правовой ментальности следует относиться максимально взвешенно, с известными теоретическими допущениями и методологическими «оглядками».Опираясь на известные труды зарубежных и отечественных историков, культурологов, политологов (М. Бахтина, М. Блока, Ф. Броделя, А. Гуревича, Л. фон Мизеса, Л. Фев- ра и др.), посвященные особенностям чувств и образа мыслей, «коллективной памяти» людей определенной эпохи (средних веков, Возрождения, Нового времени и др.)» выделяют так называемые историко-эпохальные типы правового менталитета,­ которые к тому же «привязаны» и к конкретному цивилизационному ареалу, например правовой менталитет европейского Средневековья или ренессансная западноевропейская ментальность и т.д. В явно немногочисленной современной отечественной специальной литературе, в которой встречаются рассуждения относительно природы и видов правовой ментальности, можно обнаружить подходы более высокой степени обобщения. В частности, авторы словаря по философии права В.А. Бачинин и В.П. Сальников предлагают различать ментальность «западного» и «восточного» типов и, видимо, впервые в нашей научной традиции явно формулируют их характерные признаки. В общем, пространство поиска оснований классификации неисчерпаемо, естественно, сопряжено с теми целями, которые исследователь перед собой ставит. Отсюда и стремление ряда авторов (например Г. Хофстеда) выделять «индивидуалистический» и «коллективистский» правовой менталитет, господствующие в «чистом» виде или каким-то образом сочетающиеся (в Японии) в конкретных странах современного мира, «мас- кулинистический» и «феминистический» типы, публичноправовую и частно-правовую ментальность­ и др.Возвращаясь к специфике отечественной политико-институциональной действительности и учитывая цель и задачи настоящего исследования, остановимся еще на одном основании классификации ­ неоднороден. Он явно имеет сегрегационную природу, в смысле исторически сложившегося разрыва между столичной и провинциальной ментальностью. « Для русского менталитета (в нашем случае правового менталитета. — А.М., В.П.) имеют огромное значение гигантские размеры страны. Благодаря громадным размерам государства, пространственной рассеянности населения, различных укладов, культур, возникает своеобразная историческая инерция, небезразличная к историческим судьбам России. Эта инерция является, если хотите, роком для нашей страны. Скажем, во Франции влияние Парижа на протяжении всей истории, особенно в Новое время, было решающим — страна шла туда, куда шел Париж (кроме, пожалуй, периода Парижской коммуны 1871 г.)». Замечание правомерно и теоретически оправданно. Устойчивый «регионализационный» характер российской политико-правовой культуры (от которого, конечно, в известной степени исследователь может и абстрагироваться) всегда находился в центре внимания знаменитых российских «централизаторов»: от Ивана Калиты до Иосифа Сталина. Однако великий парадокс заключается в том, что увеличение степени централизации власти оказывало обратное влияние на национальную юридическую и политическую ментальность. Хотя внешне усиление центра всегда приводило к единству территорий, но в ментальном измерении часто это оказывалось лишь квазиединством. В качестве примера достаточно вспомнить вечные противоречия между Москвой и регионами, во многом порожденные и (что удивительно!) поддерживаемые самим центром. Первичный источник, исторический «первотолчок» здесь-это ничем не ограниченная централизаторская политика Москвы, а затем ее особый статус в качестве политико-правового и культурного центра и, как следствие, столичная харизма. Более того, в плане народного юридико-государственного мировидения « в русской истории передача статуса столицы от Москвы Петербургу, как это ни парадоксально, — факт малопримечательный, маловыразительный и почти никак не отразившийся на ментальности Москвы (…) Отдельная и хорошо знакомая тема — «Москва — Третий Рим». Невозможно представить Петербург в тоге «Третьего Рима». Дело не в утерянном средневековье, а в менталитете, заявленном и явленном в его истории», — пишет М. Уваров.В итоге в едином национальном духовном пространстве сложилось два политических и юридических центра, два разновеликих ментальных полюса: столица — провинция.Данная бинарная конструкция оказа??ась настолько устойчивой, что спокойно пережила самые разные (часто трагические) повороты отечественной истории. Конечно же, можно выделить множество причин и предпосылок, определяющих и сохраняющих такое положение дел, например, сосредоточение в столице огромных интеллектуальных, информационных (центральные СМИ, архивы, библиотеки) и материальных ресурсов, уникальная возможность незначительной части московского электората оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций политический фон, и т.д. Эти факторы действительно имеют место и, что называется, «лежат на поверхности», но есть и глубинные, скрытые основания для столично-провинциальной дифференциации и идентификации российского менталитета и правового самосознания. Это, прежде всего, принципиально различная правовая и политическая динамика носителей менталитета, разные степени «уязвимости» от радикальных политических (часто популистских) идей и­ настроений, отличающийся уровень «открытости» (мобильности) юридической культуры и всей правовой инфраструктуры для политико-правовых инноваций, заимствований, «продвижения иностранного правового миссионерства».«Разрыв» столицы и провинции в России становится еще более ощутим и, наверное, более социально значим в периоды общенациональных политико-правовых преобразований, потрясений, кризисов. Так, традиционный исход населения в Сибирь в XVI-XVIII вв. был своеобразной формой протеста против «искоренения древних навыков» и «унижения россиян в собственном их сердце» со стороны центральной власти, представлялся необходимым условием сохранения духовной и этнической самости определенных групп населения. Яркий пример тому — старообрядцы.В ходе исторического развития страны произошла своеобразная селекция, в результате которой в Центральной России, как правило, оставались наиболее лояльные к государственной власти, а в Сибирь, на Дон, Волгу уходили те, кто стремился к различным формам (подробнее об этом в гл. 4) противостояния центру. Уже в силу этих обстоятельств политико-правовой менталитет населения Центральной России, и прежде всего столицы,­ и юридическая ментальность Сибири (как, впрочем, и иных окраин) формировались различным образом.Эта дифференциация особенно проявляется в условиях так называемого «реформаторско-правового» развития страны: инерционность ментальной системы провинций, здоровый «крестьянский» консерватизм, прагматичность, недоверие к тому, что предлагается центральной властью, — все то, что «отсеивает» крайние и нежизнеспособные юридические и политические варианты развития государства.Несомненно, что все вышеназванное (как, впрочем, и еще многое другое) влияет на содержание структур национального политико-правового менталитета, а следовательно, его «субментальное расчленение» и методологически, и теоретически оправдано. Поэтому говорить о едином российском юридическом менталитете можно, но лишь с известной степенью условности, абстрагируясь для решения определенных исследовательских задач от его дифференциации по вертикали.«­ Русский народ, как и все другие, имеет свои особенности. Одной из них является психическое восприятие * государственной власти, государственно-правовых институтов, отношение к их возникновению, смене и развитию. Современные русские люди, проживающие в столице и впровинции, оценивают их по-разному». В этой связи очевидна и общеизвестна роль обычаев, традиций, устоев жизни какой-либо местности, накладывающих отпечаток на нравственное состояние постоянно проживающих там людей, во многом обусловливающих их поведение, иерархию ценностей, определяющих реакции индивидов в определенных, часто нестандартных ситуациях.В рамках политико-юридического дискурса последнее неизбежно воплощается в различных вариантах правового поведения: например, преобладание законопослушных (конформистских или маргинальных) граждан в российской провинции или, наоборот, в столице, правовой нигилизм как массовое столичное явление либо показатель деформированного правосознания провинциалов. Очевидно, что при подобном рассмотрении, при исследовании данных вопросов неизбежен выход за узкие рамки позитивистской теории правосознания в принципиально иное концептуальное поле — национальную юридическую ментальность, а в итоге — создание юридико-антропологического «портрета» российского общества.В этом случае радикальная смена методологических и теоретических позиций — явление положительное и эвристически необходимое, так как взгляд на развитие многихчасто влияет на их оценку, дает возможность для всестороннего,­ комплексного и адекватного понимания причин и результатов.Например, известные отечественные события августа 1991 г. показали, что только небольшая часть граждан, причем преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге, пошла за реформаторами, большая же часть населения страны, в основном жители провинции, колебались и выжидали, пассивно наблюдая за ходом борьбы, остававшейся чуждой их политическому и правовому сознанию, «ментальному» настроению. Поэтому «власть попала в руки реформаторов не благодаря всенародной борьбе за свободу, она упала к их ногам, а реформаторы были вынуждены ее поднять». Наверное, на материале подобных кризисных общественно-политических ситуаций как нельзя лучше эксплицируется столично-провинциальная дифференциация российского юридического менталитета.Очевидно, что для регионов характерна иная ментальность (хотя и не выходящая за рамки российского правового менталитета), и это проявляется в позициях, ценностных ориентациях, стиле юридического и политического мышления, мотивациях, образцах правового поведения людей. Региональное г��сударственно-юридическое самосознание — это не только отождествление граждан с определенной территориальной общностью­ и ее правовыми и политическими устоями, но и в известной степени противопоставление себя членам столичной общности.В немногочисленной современной политологической и юридической литературе, посвященной рассмотрению подобных проблем, делаются попытки выделения характерных особенностей и атрибутов провинциальной и столичной правовой ментальности, что, с одной стороны, позволяет говорить о научном характере вертикального деления национального ментального пространства, а с другой — способствует пониманию ряда ключевых проблем национальной правовой системы, имплицирует методологически важные для решения многих прикладных вопросов современной отечественной правовой науки положения. Тем более что ментальный «плюрализм» недостаточно учитывается и в современном управлении и самоуправлении, формировании системы национальных политических институтов и структур в постсоветском пространстве, а мотивационный потенциал регионального правосознания часто во- рбще игнорируется как законодателем, так и правоприменителем, причем не только в столице, но и на местах.В.Н. Синюков, развивая идею о специфике Москвы как современного культурно-политического центра российской правовой системы, формулирует­ несколько основных постулатов, раскрывающих сущность и специфику столичной (мегаполисной) ментальности:

• в настоящий период Москва занимает в правовой жизни страны положение, намного перекрывающее значимость для развития национального права других субъектов политического процесса (юридически и политически «избыточный» статус столицы. — А.М., В.П.);

• столичное население более, чем в других регионах, предрасположено к экзальтации, эпатажу, податливости к ситуативной реакции, зависимости от иностранного юридического и идеологического воздействия (повышенная восприимчивость к радикальным, причем самого разного происхождения и направленности, часто популистским идеям и действиям, умение сравнительно быстро адаптироваться к новым государственно-правовым реалиям. — А.М., В.П.);

— столичный электорат имеет особый политический вес, так как именно его относительное социальное благополучие является условием «выживания» правительства и в конечном счете определяет (столичную?!) легитимность государственной власти (тем более, если последняя не пользуется очевидной и явной поддержкой большинства населения страны!).

Поэтому, например, незначительная часть московского­ электората (и это самим электоратом осознается и влияет на типич??ые черты его правового поведения, политические и юридические ценности и установки) имеет уникальные возможности оказывать прямое давление на высшие государственные органы страны, создавая важный для тех или иных тенденций социальный фон.Вполне уместными в контексте данной работы являются замечания И.А. Иванникова, который хотя и уделяет внимание, прежде всего, особенностям провинциальной правовой ментальности, тем не менее формулирует рядположений относительно политико-правового менталитета столицы.Так, «­ столичный человек в моральном отношении более раскрепощен, безответственен, чем провинциал. В силу ряда объективных причин, столичное население России в своей массе всегда было более образованным (в том числе и юридически образованным. — А.М., В.П.), информированным, чем провинциальное». И с этим трудно спорить! « Провинциалы, проживающие в небольших населенных пунктах, с возрастом осознают свое место в этом социуме, предвидят последствия своих действий… Моральная ответственность пронизывает отношения между людьми в провинции очень глубоко, способствуя формированию законопослушных граждан, у которых хорошо развито чувство долга». Действительно, в расширение сказанного можно отметить «склонность» правового поведения провинциалов к правомерному конформистскому и привычному поведению (хотя определенный процент маргиналов и здесь дает о себе знать, особенно в период кризисов, приводя к резким скачкам уровня криминогенности в регионах).Можно согласиться и с тем, что русское провинциальное государственно-правовое сознание направлено на поиск приемлемых (идеальных) государственно-правовых форм и институтов не «на стороне», а в собственном прошлом, историческом опыте русского народа, его государственности. Отечественная история знает немало примеров, когда признаки, ярко выраженные в провинциальной политико-правовой ментальности — соборность, патриотизм, традиционализм и др. — выступали необходимой духовной основой движения различных слоев населения, подвижничества отдельных личностей по спасению государства Российского в периоды острейших цивилизационных кризисов (от Смуты до реформаторского лихолетья концаХХв.).

«Малые», «простые» люди, жители Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, донских казачьих станиц и др. в эпохи потрясений и преобразований становятся «заботниками»­ о судьбах государства.Сквозное, вертикальное различение отечественной правовой ментальности имплицирует необходимую в этом случае дифференциацию содержания основных компонентов национального юридического мира, предполагает «столично-региональную» поправку, учет ментальной специфики провинциальных и столичных ее носителей при анализе сущности и значения многочисленных институтов, стандартизирующих юридическую ментальность (СМИ, правоохранительные органы, адвокатская и судебная практика, юридическая наука и т.д.).Нельзя обойти вниманием и развитие региональных элит, во многом влияющих на поддержание ментальной дифференциации. Региональная элита стремится обозначить себя не только политически и организационно (институционально), но и по правовым, идеологическим и мировоззренческим основаниям, обнаружить и закрепить на уровне массового сознания населения данного региона собственные, оригинальные исторические и интеллектуальные традиции, которые обычно старательно «изыскиваются» в прошлом данной территориальной единицы. И это неизбежно, так как процесс самоорганизации, становления данной группы всегда сопровождается и ее мировоззренческой самоидентификацией.­ Ясно, что политические и правовые ритуалы (обряды), ценности и символы как способы выражения политико-правовой ментальности наличествуют и в провинциальной, и в столичной ментальности, однако смысловое и содержательное наполнение, направленность и, вероятно, динамика их все-таки будут отличаться.Учитывая, что данная проблема это, несомненно, предмет отдельного исследования, тем не менее сформулируем ряд положений важных, по мнению автора, для подробного изучения специфики правового поведения и правосознания этих больших групп населения.1. Следует определить значение и специфику законов и подзаконных нормативных актов, актов реализации, правовых отношений, иных правовых средств (стимулов, ограничений, дозволений, запретов, поощрений) в плане регулирования многообразия общественных отношений с позиций столичного и провинциального государственноправового сознания, а соответственно выйти на актуальнейшую проблему отечественного политико-правового познания — правовой режим, т.е. установленный законодательством особый порядок регулирования, представленный специфическим комплексом правовых средств, который при помощи оптимального сочетания стимулирующих и ограничивающих элементов создает­ конкретную степень благоприятности либо неблагоприятности для беспрепятственной реализации субъектами права своих интересов. В этом контексте стоит проанализировать особенности правовых режимов в столице и российских регионах, выявить степень эффективности действия правовых норм, арсенал средств «продавливания»’различных юридических регуляторов в общественные отношения данных субкультур, характерные черты регионального правотворчества и сложившейся правоприменительной практики.2. Рассмотреть соотношение писаных (юридических) и «неписаных» (обычных) норм поведения в механизме регулирования общественных отношений в столице и провинции.3. Создать необходимые теоретические и методологические основания для решения ряда прикладных вопросов, в частности определения природы и влияния на поведение населения правозначимых установлений, действующих по типу правовых аксиом и презумпций, которые во многом есть продукт политического и юридического опыта сто-1/2 6 Зак 007личных и провинциальных групп; или выявления типичных реакций (юридических и неюридических) на определенные варианты поведения на периферии и в столице (например, сложившийся традиционный уровень «privacy»­ — уважение частной жизни индивидов, признание правовой «экстерриториальности» личности, необходимости защиты внутреннего мира (субъекта, семьи и д��.) от вторжения различных «других», а также неформальные и неписаные индивидуальные представления о должном и нормальном поведении).4. Следует изучить социально-психологические и историко-культурные (архетипические) причины устойчивости (или неустойчивости) в столичном или провинциальном государственно-правовом менталитете «образа» определенной формы правления, государственного устройства и политического режима, тех или иных политических структур и институтов, ценностной иерархии (например, место и значение патриотизма, вестернизации или русофобии; анархизма и этатизма; консерватизма или реформизма и т.д.), а также возможные политико-юридические и социальные последствия деформации или вовсе разрушения привычных (цивилизационных, национальных) схем, стереотипов и институтов.5. Очевидный интерес представляет рассмотрение влияния этнических и религиозных установлений на право- понимание и правореализацию, поведение субъектов в правовой сфере в центре и российских провинциях.6. Вероятно, следует рассмотреть­ склонность той или иной группы населения к оценке различных общественно- политических событий, соотношение правовых чувств и элементарных политических и правовых знаний, юридических стереотипов, привычек, разного рода «автоматизмов» как на обыденном, массовом, так и на профессиональном и даже (что уже отмечалось выше) научно-теоретическом уровне в столице и в провинции (последнее особенно проявляется в расстановке методологических акцентов в правовой литературе последних лет: увлечение западными, либеральными (немарксистскими) доктринами, в основном характерное для столичных научных кругов, и, правда, пока еще немногочисленные попытки провинциальных юристов и философов провести культурно-историческую идентификацию российской правовой системы).Конечно, природа законов не проста. Сложность ее в том, что в любом государстве закон должен быть функциональным, выполнимым, результативным и одновременно в своем национально-культурном аспекте, по своему содержанию опираться на исторически сложившиеся представления членов общества, отвечать их интересам и нравственным ожиданиям.Заметим, что фундаментальные отечественные работы, посвященные данной проблематике, практически­ отсутствуют. Хотя с позиций современного политического реформирования, в контексте развития отечественного федерализма и актуальных интенций российской юридической науки элиминация ментальных различий этих больших групп населения страны, игнорирование ментальной неоднородности российского общества часто привод??т к недопустимым идеализациям и абстрактным, оторванным от национальной конкретики юридическим построениям, что в результате оказывает негативное, вполне ощутимое воздействие и на реальные политико-правовые процессы в современной России. В этом плане следует согласиться с мнением ряда авторов, рассматривающих различные аспекты регионального законодательства в современной России и считающих, что «­ спонтанно начавшийся процесс регионального законотворчества получил столь же спонтанное развитие. Это во многом объясняется отсутствием глубокой общетеоретической проработки серьезных проблем регионализма… вопросов законотворческого процесса на субъектном уровне… других проблем, без решения которых невозможно обеспечить эффективную нормотворческую деятельность органов государственной власти субъектов Федерации». Вполне очевидно, что появление феномена регионального законодательства актуализировало многие темы общей теории права и государства, в том числе вызвало необходимость прояснения духовного смысла провинциального юридического и социально-политического уклада, его специфики, естественно, находящих свое отражение в целом комплексе правовых проблем российского регионализма (вопросах об источниках права, системе законодательства, иерархии нормативных правовых актов и др.), осложненных к тому же многонациональным (полирелигиозным) составом населения страны.Сам факт возникновения и наличия столичной и провинциальной юридических ментальностей, этих во многом отличающихся политико-правовых «миров», говорит о том, что в России (и это отчасти уже было показано выше и будет выявляться в дальнейшем) были и есть для этого определенные условия, что представления граждан о границах допустимого поведения, приемлемых политических институтах, механизмах правового регулирования (начиная с Конституции и заканчивая подзаконными нормативно-правовыми актами и деловыми обыкновениями) часто обусловлены их отнесенностью к столичному или провинциальному социуму. Поэтому «актуальным направлением развития­ правовой системы в XXI столетии должно стать воссоздание местной правовой культуры. Этот проект для России поистине достоин века».Глава 3РОССИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНОГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРАВОМЕНТАЛЬНЫЙ ТИП3.1. Генезис и особенности российской правоментальностиИсследуя национальную политико-правовую ментальность и политическое мировидение, начинаешь ясно осознавать связь времен и эпох, событий, великих государственных деяний и не менее великих национальных крушений. «Мертвый хватает живого», ничто в истории народов не проходит бесследно и не возникает беспричинно, историческое бытие непрерывно и целостно; это вечное становление национального самосознания как незыблемой основы, начала всех социальных сфер. «­ Генезис — это история становления и развития явления, представляющая собой органическое единство количественно или качественно различных исторических состояний (этапов)…». Человеческое измерение государственно-правовых процессов всегда исторично и культурно, оно не может быть измерением вообще, универсальным, глобальным, схематичным (подобно Марксовым формациям), юридический мир всегда национален и цивилизационен, формируется и существует только в определенном временном и геополитическом (геоюридическом)процессов в развитии страны, в частности специфика генезиса национального права, не только тормозили генерацию собственных либеральных идей, их институциализацию, но и отторгали любые заимствования последних.Отсюда и три идейно неравновесных направления либерализма в России, и быстрый переход многих либералов (или псевдолибералов) либо на анархистско-революционные позиции, либо в лагерь сторонников безраздельно господствующего в стране охранительно-консервативного (нацонально-патриотического) направления. На теоретическом уровне это выразилось, например, в сложной судьбе доктрины естественного права в России, этой неизбежной спутницы процессов либерализации. «Отвергнув естественное право, мы лишили себя всякого критерия для оценки действующего права», — предупреждал Е.Н. Трубецкой.Доминирование различных видов позитивистской идеологии (в основном­ в ­ этатистском ее прочтении) и в то же время наличие различного рода анархо-революционных настроений как естественной реакции на позитивацию политической и правовой мысли в стране, амбивалентное юридико-государственное пространство Российской империи просто не могло вместить либеральные ценности и установки: они отрицались и «слева», и «справа», какими бы притягательными и заманчивыми ни казались и какими бы блестящими теоретиками ни разрабатывались. Однако ясно и другое: разноименные заряды всегда притягиваются, и в итоге в конце XIX — начале ХХ в. консервативный синдром массового сознания в плане присущих ему ориентиров на внеюридические средства и методы действительно сближается со своим антиподом — революционным синдромом (синдромом «слома», жесткой, радикальной и быстрой модернизации страны).

Духовной основой для этого сближения стал все тот же одинаковый набор общераспространенных рациональных и подсознательных, логических и чувственных представлений и установок, выражающих характер и способ группового правового и политического мышления, следствие одинакового, устойчивого отношения к праву как средству решения национальных проблем. В этой связи несомненно­ прав А. Балицкий — ­еще с начала 60-х годов XIX в., утверждал: «.. .русское государство заболело манией самоубийства».Сравните. « Видел, как задумали они увенчать всю эту сеть венцом Французской Конституции… Я не мог утерпеть и восстал всей душою против их плана… Я в 1881 г. помешал Конституции», — описывает свою роль в переходе страны от периода реформ 60-70-х годов к известным контрреформам 80-90-х «духовный наставник» отечественного консерватизма, подлинный творец эпохи Александра III К.П. Победоносцев. С откровениями радикала Г.В. Плеханова, который, выступая на II съезде РСДРП, подобно своему «непримиримому» идейному оппоненту отмечает «относительность» существующих на Западе правовых предписаний и принципов, а в конечном счете и «сомнительную пользу» для революционного Отечества ряда демократических институтов западного образца: « Если в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент… то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачными, то нам нужно было бы стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели». « Плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона», — подытоживает В.И. Ленин. « Вот почему анархисты, начиная с Годвина, всегда отрицали все писаные законы, хотя каждый анархист, более чем все законодатели взятые вместе, стремится к справедливости…», — не менее откровенно («постскриптум») утверждает князь Петр Кропоткин. Эти краткие афористические формулы, своеобразные эпиграфы к политико-юридическому укладу российского общества отражают правовой вакуум, характерный для доктринального уровня национальной правовой системы, несомненно, представляют собой результат предшествующего развития отечественной государственной инварианты, образа отечественного юридического мышления. В этой связи ментальности.Явное преобладание традиционного правопонимания и, как следствие, развитие основных направлений (за редким исключением!) национальной мысли по схеме «философии крайностей», поляризация политического самосознания отечественной интеллигенции явились предпосылками для быстрого усвоения обществом гиперрадикального, революционного (в различных антиправовых его модификациях: от анархизма до большевизма) правосознания. Как это ни парадоксально, но в первой четверти ХХ в. марксизм (по содержанию и форме — западное учение), правда, в весьма утилитарной, ленинской интерпретации, «превратился на российской почве в форму решения национальных задач, стоящих перед Россией в начале ХХ века», выступил формой подспудных процессов, идущих из глубин (нео- трефлексированных, подсознательных слоев) восточнославянской цивилизации.Именно в этот знаменательный для последующего развития страны период в российском политико-правовом менталитете окончательно возобладал, получил свое полное воплощение определенный взгляд на отечественную юридическую действительность: правовая система России всецело детерминирована причинно-функциональными связями с организацией отечественного государства,­ национального политико-институционального пространства.Заметим (и еще раз обратим на это внимание), что подобные представления в середине — конце XIX в. уже были характерны как для «малой» народной традиции, так и для «великой» письменной, цивилизационной. В контексте традиционной отечественной правовой культуры единения, на фоне разрушенной реально, но явно сохраняющейся (об этом будет сказано далее) на архетипическом уровне представлений населения соборной модели организации властных отношений (« сила власти » Царя и « сила мнения » Земли) и «молчащее большинство» соотечественников, и адепты «великих письменных текстов» удивительным образом «укладываются» (за редким исключением) в общую парадигму государственно-правового видения: вера в разумные мероприятия власти, логическая последовательность которых — от «базовых», социально-экономических до государственно-правовых — способна переустроить в соответствии с неким рациональным замыслом всю правовую систему России, соседствует с то и дело вырывающимися наружу нигилистическими настроениями и антиэтатистскими установками, тотальным разочарованием­ властью. Государственно-правовой идеализм на грани своего антипода.Подобные взгляды, всегда существовавшие в национальном политическом и юридическом мировиде- нии, в ситуации пореформенного периода второй половины XIX в. окончательно утверждают государство в качестве самоценности, абсолюта отечественной правовой жизни, а с другой стороны, нередко предполагают рассмотрение его как первопричины, основного виновника различных социальных потрясений. По сути, в своем явном виде формируется хорошо известное сейчас социологическое понятие государства, основной чертой которого «­ являет- с я отрицание юридической природы государства, рассмотрение в качестве основы государства не формально-юридических, а фактических социальных явлений, а именно явлений властвования». Все субъективные права в таком государстве считаются «жалованными», октроированными властью, не связанной никакими дозаконотворчески- ми и внезаконотворческими правами подвластных. Причем в отечественной политической мысли конца XIX — начала ХХ в. (у авторов, придерживающихся определенных мировоззренческих установок) еще прослеживается уверенность (вероятно, во многом порожденная западными рационалистическими позициями XVII-XVIII вв.) о возможности некого «просвещенного самоограничения» государственной власти в России. Однако это вовсе не противоречит социологическому представлению о сущности государства, которое, если конечно пожелает, может в любой момент само ограничить себя системой законодательных предписаний, а может (также, произвольно) и отказаться от такого «самоограничения» (жеста доброй воли).

Государственная власть при таком понимании может (если, конечно, пожелает) трансформироваться в государство законности, но никогда так и не «дойти» до правового государства.Авторитет (культовый образ) государственной власти в России, огромное внимание к действиям государственного аппарата и в то же время наделение его ответственностью абсолютно­ за все происходящее в обществе (включая даже частную жизнь граждан) вело к созданию, следуя западным политико-правовым теориям и оценкам, тоталитарной государственной машины, исключало частно-правовые начала в социальных отношениях. Практически это означало признание за государством возможности делать все, что оно считает необходимым, обосновывало вторичность общества, лишение его права устанавливать какие- либо ограничения для этого Левиафана, патернализм и иждивенчество, социальную безответственность и расчетливый некритицизм официальной политики и т.д. «Как медицина заведует трупом, так и государство заведует мертвым телом социума».Так, Г.Ф. Шершеневич недвусмысленно заявлял: «­ Гипотетически государственная власть может установить законом социалистический строй или восстановить крепостное право; издать акт о национализации всей земли; взять половину всех имеющихся у граждан средств; обратить всех живущих в стране иудеев в христианство; запретить все церкви; отказаться от своих долговых обязательств; ввести всеобщее обязательное обучение или запретить всякое обучение; уничтожить брак и т.п. » Правда, автору этих строк подобные примеры казались граничащими с абсурдом, утопическими вследствие их практической неосуществимости из-за противодействия того «социального материала», с которым имеет дело государство. Однако с тех пор известные события в России, Европе и мире убедительно показали, что в условиях кризиса (российской, европейской и др.) правовой и политической идентичности, очевидно, обострившегося во второй половине XIX — начале ХХ в., нет ничего более реального, чем безраздельное господство государства (и юридическое, и фактическое) при изощренной системе социально-идеологического оправдания, сакрализации его функционального бытия, когда все слои общества превращаются в «великое молчащее большинство». В дальнейшем именно на этом фоне формируется послеоктябрьское правопонимание и соответствующая ему юридическая практика.Таким образом, аккумуляция российского правового и политического опыта, его выражение и обоснование в отечественном (парадоксальном) «двуполярном», этатистско- анархистском (самодержавно-бунтарском) политикоюридическом дискурсе закономерно привели не только к событиям Великого Октября, но и во многом определили «окраску»­ послереволюционной истории. И в этом смысле действительно можно согласиться с рядом современных отечественных исследователей, эксплицировавших особую роль событий 1917 г. в развитии национальной государственно-правовой ментальности. «­ Октябрь 1917 года стал закономерным и даже необходимым России: он соединил, через оппозицию к себе, допетровскую и петровскую Русь; снял идеологические споры о путях развития России в их постановке XIX века, практически устранил теоретические конфликты монархистов и конституционалистов, либералов и социалистов»133. Видимо, большевики остановили российский интеллектуально-идеологический «маятник» на подлинно национальной «отметке».Снова возвращаясь к генезису политико-правовой традиции Запада и осторожно проводя некоторые аналогии, можно также вспомнить мощные перевороты, повторяющиеся через определенные временные периоды — от знаменитой григорианской реформы и протестантской Реформации до не менее значимых Английской, Французской и Америка??ской революций — и обеспечивающие свержение ранее существовавших политических, правовых, экономических, религиозных, культурных и иных общественных отношений в пользу установления новых институтов, убеждений и ценностей. Эти « великие революции политической, экономической и социальной истории Запада представляют собой взрывы, происшедшие в тот момент, когда правовая система оказалась слишком неподатливой и не смогла ассимилировать новые условия»134. Они были фундаментальными превращениями, в историческом смысле стремительными, прерывными, часто насильственными переменами, от которых «лопался по швам» сложившийся в стране политико-правовой уклад. « Свержение существующего закона как порядка оправдывалось восстановлением более фундаментального закона как справедливости. Именно убеждение, что закон предал высшую цель и миссию, приводило к каждой из великих революций», — утверждает в этой связи Г. Дж. Берман130. Каждая революция представляла собой отказ от старой правовой системы, заменяла или радикально изменяла ее. В этом смысле это были тотальные революции, устанавливающие не только новые формы правления, юридические институты, структуры экономических и общественных отношений, но и новые взгляды на общество, воззрения на справедливость и свободу, прошлое и будущее, новые системы универсальных ценностей и установок. Разумеется, это происходило не сразу. Значительная часть старого мира, прежнего социально-правового и политического уклада, сохранялась, а через какое-то время даже увеличивалась, но в каждой революции основа политического и правового развития страны — юридическая парадигма (аксиомы правосознания и др.) как наиболее значимый элемент национального менталитета — подвергалась вполне ощутимым изменениям.В данном контексте неизбежно возникает вопрос о корректности подобных характеристик относительно Российской революции 1917 г. Все тот же Г.Дж. Берман спешит приблизить смысл и значение «русской» революции к пяти великим революциям, изменившим, по его мнению, западную традицию права в ходе ее развития. Но предлагаемый в исследовании­ подробный анализ отечественной истории как истории национальной политико-правовой ментальности явно не подтверждает подобной позиции: не только в ходе революции, но и за долгие годы последующего социалистического развития фактически (подчеркиваю, фактически) так и не были созданы иные, ранее совсем незнакомые обывателю государственные структуры, социально-экономические отношения, взаимоотношения между церковью и государством, нормативно-правовые предписания и, уж тем более, принципиально отличающиеся по сути и направленности от империи петербургского стиля или «Московии» господствующие (отечественные либерально-западнические концепции широкие слои населения (за редким исключением), оказались нетронутыми, выдержали под напором революционных бурь. Правовые (и поведенческие предправовые) установки и ценности, мифологемы, шаблоны и стереотипы, иные элементы (юридические артефакты) жира повседневности, определяющие российское юридико-политическое поле, не только не утратили свою нормативно-регулятивную силу и даже (как показала советская история) не ослабли. Российская ситуация 1917 г. по природе своей и последствиям (истокам и смыслу) стала подлинно национальным, народным или,­ используя термин П. Сорокина, культуроосновным событием. Более убедительной (по сравнению с бермановской) представляется позиция Н.А. Бердяева, который, по-видимому, был одним из первых отечественных мыслителей, обративших внимание на странное (?!) совпадение многих нормативов традиционного русского стереотипа с условиями реализации коммунистического идеала. «­ Он (коммунистический идеал. -А.М., В.П.) воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху и, вместо непривычнойдемократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души … ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и терпеливому несению страданий, но также к проявлению грубости и жестокости, воспользовался русским мессианизмом, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России». Коррелятивно развивается и социалистическая (коммунистическая) политико-правовая мысль.Следуя представлениям о ненаучном характере предшествующих юридических идей, пришедшие к власти большевики-ортодоксы заняли откровенно нигилистические позиции в отношении права и государства. Хорошо известные в отечественной истории архетипические феномены «воли» и «общинной правды» явились аттракторами, конституирующими советскую интеллектуальную среду в данной области. «Основным мотивом для трактовки права у нас остается мотив похоронного марша», — констатировал П.И. Стучка. « Всякий сознательный пролетарий знает… что религия — это опиум для народа. Но редко, кто… осознает, что право есть еще более отравляющий и дурманящий опиум для того же народа», — вполне серьезно писал А.Г. Гойхбарг. Утверждение революционного правосознания в качестве источника права вполне соответствовало вековым представлениям русского народа о «суде скором, правом и равном», о «народной воле» и народной же «правде». Последние коннотировались в декретах 1917-1918 гг., в каждом из которых так или иначе проходила тема революционного правосознания. Так, в ст. 5 Декрета о суде № 1(1917 г.) говорилось о «революционной совести» и о «революционном правосознании» как о синонимах. В ст. 36 Д??крета о суде № 2 (1918 г.) упоминается уже «социалистическое правосознание», а в ст. 22 Декрета о суде № 3 (1918 г.) — «социалистическая совесть». В этот период «высветились», получили свое весьма ощутимое выражение основы отечественного правового мировосприятия: формальность и процедурность были отданы на откуп (квазиюридической?!) стихии, установки и стереотипы национальной ментальности продуцировали и «революционную законность», и «революционную целесообразность», отождествляя (по крайней мере, слабо различая) последние. Революционная целесообразность — это, прежде всего, деятельность­ карательных органов и отказ от суда. «Для нас нет никакой принципиальной разницы между судом и расправой. Либеральная болтовня, либеральная глупость говорить, что расправа — это одно, а суд — это другое», — утверждал Н. Крыленко.Конечно, В.И. Ленин, руководствуясь здравым смыслом и соображениями политической целесообразности, вполне объяснимым (для фактического главы государства) стремлением преодолеть в государственном строительстве известный анархизм и неорганизованность первых лет, смягчает жесткость антиправовых, точнее, антинорматив- ных (читай, антигосударственных) установок. Вполне очевидно, что, начиная с 20-го года, непревзойденный тактик революции пытается пройти по самому краю национального государственно-правового духа, совместить устоявшиеся нормативы русского мировидения со стандартными (идеологическими) марксистскими схемами: культ государства и порядка, патриархальность и веру в «крепкого» правителя с требованиями построения идеального бесклассового общества, отсутствие уважения к закону и свободе личности, «врожденный» деспотизм и догматизм в личных и общественных отношениях с требованиями завоевания пролетариатом своей политической­ диктатуры, коллективизм с жестким централизмом и единомыслием и т.д. Марксистским теоретикам хорошо известны «шатания» и явная неоднозначность последних ленинских работ.Национальная юридическая и политическая мысль постепенно возвращалась на «круги своя»: признается необходимость сохранения права, хотя бы в качестве формы, из марксизма в его сугубо национальном прочтении «исчезают» положения, отталкивающие от него профессиональных юристов и вышедших из юридической среды философов и социологов.Тем не менее, октябрьский переворот дал полный выход (выхлоп!) стихии отечественного мироощущения, выражающего образ и способ группового юридического мышления, породил соответствующие народному видению социальноправовой и политической реальности властные органы, заполнил их соответствующим «человеческим материалом». Так, в 1922 г. участники Московского губернского съезда деятелей юстиции сделали вывод, что за четыре года они «создали целую школу и тысячи своих пролетарских правоведов, доселе не имевших понятия о юридических науках и даже малограмотных». Эти представители ранее «молчавшего большинства» великолепно продолжили многие­ традиции своих «интеллектуальных» предшественников, представителей свергнутого (как тогда казалось) режима. Ранее же знакомое отношение к человеку и праву видно из многих выступлений. Например, по мнению А. Сольца, «­ есть законы плохие и есть законы хорошие… Хороший закон надо исполнять, а плохой… не исполнять… Горжусь тем, что в этом вопросе никто не может упрекнуть ни прокурорский надзор, ни судебные органы — в том, что они берут на себя смелость исправлять законы или берут на себя смелость истолковывать их по-своему. Они делают то, что им приказал рабочий класс и партия, и больше от них требовать нельзя… И поменьше юристов». Национальное (теперь советское!) правопонимание приобретает партийно-классовое обоснование. « Советское социалистическое право есть совокупность правил поведения (норм), установленных или санкционированных социалистическим государством и выражающих волю рабочего класса и всех трудящихся, правил поведения, применение которых обеспечивается принудительной силой социалистического государства…», — подытоживает А.Я. Вышинский и, тем самым, надолго ставит точку в изрядно поднадоевших в 20-е годы спорах о сущности и природе права. Однако вряд ли можно согласиться, например, с Г.В. Мальцевым, утверждающим, что « таким образом в 1938 г. в советской юридической науке произошла смена правовой парадигмы, что стало возможным в условиях особой политической ситуации того времени, в силу жесткой диктатуры всевластия Сталина». Эта «новая» парадигма, элиминирующая индивидуалистический подход как способ объяснения феномена общественного роста, а с другой стороны, инициирующая многие начинания и определяющая судьбу многих «начинателей», сопутствовала (и скорее всего не исчезла и сейчас) всей (а особенно имперской) отечественной истории. По большому счету (несмотря на многочисленные попытки инородных влияний, разнообразные заимствования и идеологические маневры власти), российский политико-правовой дискурс всегда остается замкнутым в структурах и содержании национального менталитета.Закрытая (в данном случае политико-правовая), само- изолированная система оказывается неспособной (следуя принципу положительной обратной связи) усваивать какие-либо внешние воздействия, будь то марксизм в своем первозданном виде или ведущий свою «родословную» отstatus libertatis, принципа неподопечности индивида, примата индивидуальности над любыми [13]политическими и социальными институтами либерализм. Подобные системы не могут находиться в постоянном изменении: флуктуации, случайные отклонения значений величин от их средних показателей (показатель хаоса в системе) не бывают настолько сильными, чтобы­ привести к так называемому необратимому развитию всей системы, когда прежняя конструкция либо качественно изменяется, либо вообще разрушается. Даже такой переломный момент в социально-государственной жизни, каким по определению и должна быть подлинная революция, в итоге не порождает характеризующуюся принципиальной непредсказуемостью зону бифуркации в развитии отечественных политических и правовых учений. Возникает, как известно, лишь весьма кратковременный период «разброда и шатаний», завершающийся полной и окончательной победой по-настоящему национальных доктрин.Здесь уместно вспомнить хорошо известные замечания Карла Поппера об обществах «закрытого» типа. Критикуя идеальное государство Платона, античную утопическую традицию (которую Поппер завершает марксизмом), он на самом деле стремится досконально рассмотреть сущность и природу любого тоталитаризма (представляющего «закрытый» социальный порядок).

«…­ Сила и древних, и новых тоталитарных движений — как бы плохо мы ни относились к ним — основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность». Не только в свое время Платон, но и российские деятели конца XIX-начала ХХ в. — от гуманистически мыслящих представителей многострадальной intelligentsia до крайних радикалов всех «мастей», включая, естественно, и пришедших к власти большевиков — «с глубочайшим социологическим прозрением обнаружил(и), что его современники страдали от жесточайшего социального напряжения…».На доктринальном уровне (а впрочем, и не только на нем) советские правоведы уже к началу 30-х годов отлично «снимают» это напряжение: теоретический монизм, сулящий национальному режиму «божественное благо» покоя и процветания, окончательно укореняется в отечественной политической и правовой жизни, сменяя чуждый отечественному миру критический рационализм, позволяющий осуществлять «контроль разума» за принятием политических и иных решений.Видение реальности сквозь призму закономерностей ее самоорганизации позволяет проследить и отметить определенную содержательную связь, логику преемственности и в то же время момент развития в организации собственного социально-правового пространства, правоотношений, юридической и государственной идеологии, в осмыслении идеалов свободы­ и справедливости. Национальная мироорганизация по неписаным, сгруппированным и выраженным в архетипических социокультурных символах основам миропорядка обеспечивает возможность самоидентификации событий отечественной правовой истории, позволяет распознавать в спонтанном разнообразии повседневности общие универсальные алгоритмы саморазвития, самоструктурирования, предполагающие соответствующую смысловую окраску, содержание и характер проявлений «национального правового и политического гения», В рамках подобного понимания ничто из действительно отмеченного нашей «печатью» не возникает ниоткуда и не исчезает в никуда, но проявляется в новых (часто причудливых) формах бытия. Так, точно подметил Я. Грей: «Признав Россию своей страной, Сталин вобрал в себя взгляды и обычаи москвичей …».Непредвзятое исследование специфики отечественных правовых доктрин демонстрирует явную склонность (именно склонность) российской, в целом евразийской социокультурной модели к ментальности восточного типа, характеризующейся традиционализмом, слабой восприимчивостью и сильной настороженностью (до последнего времени) к заимствованному опыту, чуждостью к безграничному рационализму­ и т.д. Данные признаки отличают досоветское, советское (возможно, время покажет, что и постсоветское) развитие российской правовой науки. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что начиная с середины 50-х годов в теории советского права делается попытка развернуть полемику между приверженцами официального правопонимания и сторонниками его расширения или пересмотра. Однако эти «дискуссии обходили самое главное национальные основы правопонимания, дело сводилось к столкновению между «узким», «норма- тивистским» и «широким» подходом к праву».Вполне закономерно и то, что дискуссия о понятии права в советской юридической литературе практически не выходила за рамки позитивистского дискурса. Юридическая мысль как всегда вращалась в привычном круге идей, в целом отражающих миропонимание отечественной интеллектуальной элиты. Так, уже в 1971 г. профессор С.С. Алексеев, отстаивая концепцию государства социалистической законности против буржуазной теории правового государства, защищал традиционное для российского дискурса правопонимание. «­ В научном отношении эта теория несостоятельна потому, что право по своей природе таково, что не может стоять над государством. К тому же совершенно необъяснимы по природе и неопределенны по содержанию те «абсолютные правовые принципы и начала»… которые якобы должны стоять над государством, связывать его… Буржуазная теория «правового государства» — лживая и фальшивая теория». Единство политико-правового логоса (поддерживаемое целенаправленной государственной политикой) и стремление к упрощенным, весьма ограниченным по своему теоретико-методологическому потенциалу трактовкам сущности права и государства, отсутствие подлинной научной конкуренции способствовали консервации, сохранению национального стиля юридического мышления, а в итоге — исторически обусловленной правовой и политической парадигмы. Таким образом, проблема поиска новых определений и подходов в условиях безраздельного влияния застоявшихся до «привычности» рациональных и чувственных воззрений, умонастроений интеллектуального меньшинства, к тому же и напрочь лишенного права на самоопределение концептуальных и идеологических ориентиров и направлений в собственных исследованиях (все так же обремененного ранее отмеченной культурой единения), еще к началу 90-х годов остается открытой.Однако именно в это время «дает о себе знать» достаточно известный в развивающейся последние два десятилетия ХХ в. (преимущественно в западной науке) теории социальной энтропии парадокс: последовательная и успешная борьба со всякого рода случайностями, отклонениями (флуктуациями) действительно приводит­ (и в этом мы убедились на собственном опыте) к закрытию, изоляции системы и, как следствие, к росту устойчивости и равновесности, но, с другой стороны, наблюдается и обратная закономерность (законосообразность) — чем более успешна борьба с энтропией, тем быстрее система приближается к энтропийному финалу; чем жестче порядок, тем ближе хаос, распад системы. Последнее прекрасно просматривается с 1991 г., когда СССР прекратил существовать как «геополитическая реальность», а Россия стояла на пороге очередной в ее долгой истории вестернизации и либерального реформирования.Общая ситуация естественным образом повлияла и на развитие отечественных политико-правовых учений. Хаос реформаторских лет оказался весьма конструктивным, так как выступил подлинным носителем информационных новаций, проводником внешних воздействий и «провокатором» невиданных советским правоведением ино-родных (-странных) заимствований. Российская юридическая и политическая наука начинает развиваться в условиях постсоветской действительности. Период, названный большинством отечественных обществоведов переходным, характеризуется нестабильной правовой ситуацией, то и дело меняющимися курсами государственного­ и общественного развития: от смешанной советско- президентской республики к «чистым» формам президентского авторитаризма, от шоковой экономической и политической терапии, быстро породивших олигархическийкапитализм, к капитализму бюрократическому (образца2000 г.).Юридическое (интеллектуальное) сообщество, на какое-то время вдруг оказавшееся предоставленным самому себе (редкий для страны случай), начинает осваивать российское посткоммунистическое пространство — «идейную и институциональную смесь» между более чем реальным прошлым и настоящим и весьма иллюзорным будущим. В истории национальных политико-правовых идей в начале 90-х наступает поисковый этап развития, характеризующийся противоречивым смешением токов, идущих от разных юридических парадигм, разнополярных стилей правового мышления. Скорее всего, именно этим была обусловлена возникшая за короткий срок необычайная для российской гуманитарии разнородность политико-правовых знаний, их релятивизация, иногда даже доходящая до крайних форм методологического и гносеологического анархизма. Конечно, нельзя не отметить, что сложившаяся ситуация, попытка общего «сдвига» отечественного менталитета­ (правового, политического, экономического и др.) в сторону позитивного восприятия постиндустриальной либерализации, глобализации и рынка, обнажает колоссальные проблемы, в том числе и в области государственного строительства, является чрезвычайно благоприятной для новационного методологического поиска, прекрасно стимулирует последний. Современное состояние юриспруденции характеризуется не просто освоением широкого спектра современных правовых теорий, но и стремлением к созданию максимально приближенных, во-первых, к собственной, российской социокультурной специфике, а во-вторых, к конкретным особенностям текущего момента развития страны объяснительным моделям и концепциям. «Золотым веком юриспруденции» назвал настоящий момент развития правовой науки академик В.Н. К��дрявцев102. Последние десять лет (и это просматривается хотя бы по тематике работ, посвященных вопросам общей теории права и государства) идет работа по созданию особого мировоззренческого и методологического синтеза, базирующегося на выработке общих принципов понимания национальной юридико-политической реальности, а также на осмыслении соотношения, соизмеримости и взаимодополни- тельности различных методологических­ и общетеоретических подходов к исследованию последней.Магистральное направление постсоциалистического (реформаторского) правового дискурса в обнаружении смыслов российского правового бытия проходит через область господства все тех же проблем политической и правовой рефлексии, в конечном счете, как и прежде, связанных со столкновением Нашего и Другого государственноюридического опыта. Эвристическая значимость переноса основных концепций и направлений российской юриспруденции в плоскость диалога культур в общеметодологическом плане прекрасно обоснована еще М. Бахтиным: «­ Мы ставим чужой культуре вопросы, каких она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответа на эти наши вопросы, и чужая культура отвечает нам, открывая перед нами новые свои стороны, новые смысловые глубины. Без своих вопросов нельзя творчески понять ничего другого и чужого (но, конечно, вопросов серьезных, подлинных).

При такой диалогической встрече двух культур они не сливаются и не смешиваются, каждая сохраняет свое единство и открытую целостность, но они взаимно обогащаются». Сравнительный анализ здесь подобен дыханию: естественен и незаметен, но только лишь до малейшей его остановки. И в этом плане вряд ли можно согласиться, например, с В.М. Сырых, утверждающим, что хотя « вариационный характер общей теории права некоторыми российскими правоведами оценивается как благо, как реальная возможность расширить и углубить имеющиеся представления о праве, его закономерностях», но « в действительности многообразие теорий права, плюрализм в понимании и оценке российскими правоведами ее предмета, системы закономерностей возникновения и функ??ионирования права имеет больше негативных, чем позитивных сторон. В отличие от Януса, истина не может быть многоликой. Ее постижение сложный, диалектически противоречивый акт познания, допускающий существование не только плодоносных теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многообразие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений российских правоведов о праве, его закономерностях…». Как все-таки нам дорог, близок и понятен «спасительный» монизм!Скорее, на этом пути современное отечественное правоведение подстерегает другая опасность. Так, А.И. Овчинников безусловно прав, когда утверждает, чтоОднако на рубеже ХХ и XXI вв. в работах многих западных исследователей « говорится и о необходимости преодоления индивидуализма, о недостаточности «правовой справедливости», об ограничении свободы индивида интересами общества и государства. Да и само «гражданское общество» (а этот термин употребляется все реже) понимается зачастую не совсем так, как в России. Может быть, стоит обратить на все это внимание сторонникам либертарно-индивидуалистических идей». В современном юридическом научном дискурсе обнаруживаются (и это, несомненно, позитивный показатель развития отечественной гуманитарной мысли) различные констатации, оценки и подходы. Так, стремясь уравновесить одностороннюю, как бы ото??ванную от национальных ментально-правовых оснований позицию С.С. Алексеева, который в условиях самобытной российской социально-правовой реальности явно гипертрофирует значение индивидуалистических политико-правовых ценностей, соответственно, гиперболизирует роль и значение частного права в регулировании общественных отношений и делает весьма поспешный вывод о необходимости отказа от таких, например фундаментальных принципов построения правовой системы, как ведущая роль конституционного (публичного) права, о придании Гражданскому кодексу функции своего рода конституции гражданского общества, Ю.А. Тихомиров пишет, что в нынешних условиях «[31] предстоит по-новому осмыслить понятие публичности в обществе, не сводя его к обеспечению государственных интересов. Это — общие интересы людей как разного рода сообществ, объединений (политических, профессиональных и др.), это — объективированные условия нормального существования и деятельности людей, их организаций, предприятий, общества в целом, это — коллективная самоорганизация и саморегулирование, самоуправление». Панораму воззрений и идей, вызванных освоением современным отечественным политико-юридическим сознанием вечной дилеммы общее частное, можно, конечно, продолжать бесконечно долго, тем более что проблема, в общем, упирается в сквозные для истории страны мотивы общинности, соборности в сочетании с якобы (по этому вопросу единого мнения нет) постоянно нарастающей (от эпохи к эпохе) этатизацией национального социально- экономического пространства, она суть проблема ментальная и поэтому имеет конкретный смысл только в культурно-историческом, нравственном измерениях общества.Однако российский политико-правовой дискурс в конечном счете решение любых актуальных проблем маркирует тем или иным типом правопонимания. Вне зависимости от сформулированных позиций и подходов, вызванных правовой рефлексией представителей юридического сообщества, сторонников различных направлений современного правоведения, их интеллектуальные изыскания основаны на представлении права в качестве предельного основания всей юридической реальности. Не вступая в полемику с адептами созвучных или принципиально противоположных концепций, можно эксплицировать общее состояние практики обсуждения и обоснования природы и существования­ (осуществления) права.Многообразие определений и подходов на самом деле кажущееся, а группируются они вокруг двух, явно различимых как в теории, так и в истории правовых учений позиций — известных (но не единственных!) аттракторов саморазвития (мировых) философско-правовых традиций — юридической (естественноправовое, либертарное направление) и легистской (позитивистское направление).

Каждое направление, несомненно, выверено столетиями, верифицируемо и фальсифицируемо, открыто для критики, является своевременным продуктом нелинейного (флук- туационного) развития многих рациональных и иррациональных элементов цивилизации как самовоспроизводя- гцейся системы, зафиксировано в механизме долговременной памяти Интеллектуального меньшинства (что прекрасно «вычитывается» из гуманитарного наследия предков) и нашло достаточное (скрытое или открыто декларируемое) отражение в политико-правовом опыте, юридической практике в разные исторические периоды и у различных народов. Трансляция естественноправовых и позитивистских теорий, конечно, не сводится к примитивной, механической передаче базовых концептов от поколения к поколению, но, сохраняя фундаментальные положения, тем не менее­ обнаруживает постоянную склонность к модернизации как реакцию на культурные формообразования политического, религиозного, экономического характера. Так, существенно развивающая и обогащающая естественно-правовую традицию либертарная теория права в настоящее время идет по пути создания собственной юридической догматики, так как только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории. При этом либертарная доктрина не может «­ просто заимствовать позитивистскую догматику, ибо последняя есть эмпирическая интерпретация принципиально иного понятия… либертарный подход развивается наряду с достаточно устойчивыми в отечественном правовом дискурсе альтернативными позициями». Например, рассуждая о «жизни» закона в современном обществе, Ю.А. Тихомиров недвусмысленно замечает, В свете поиска оптимальных моделей развития российской государственности в XXI в. в общий поисковый контекст хорошо вписывается концепция В.Н. Синюкова, пытающегося представить некоторую «третью силу» и тем самым указать выход из уже порядком поднадоевшей читателю либертарно-позитивистской коллизии. Возрождая, по сути, философию почвенничества в постсоветской юридической науке, В.Н. Синюков неизбежно лавирует между критикой данных «вестернизированных» доктрин. «Нарастает глубокий раскол позитивного права и жизни. Наше право все более вырождается в наукообразное законодательство — замкнутое и не понятное обществу». «На пороге XXI столетия соревнование естественно-правовой и позитивистской школ не может выступать в качестве главного источника фундаментальной правовой методологии. Это обстоятельство не учитывают авторы, стремящиеся «преодолеть недостатки» классических теорий, синтезировать их, «развить дальше».Очевидно, что с точки зрения общего развития отечественного правового дискурса создалась действительно уникальная ситуация: сформировавшаяся «идеальнаяре- чевая ситуация» (Ю. Хабермас) обеспечивает относительную свободу­ субъектов коммуникации от внешних, внена- учных воздействий, когда аргументы и контраргументы в концептуальном отношении уравновешивают друг друга, а отмеченный выше межкультурный (внешний) дискурсивно-практический диалог, в свою очередь, неизбежно инициирует диалог носителей разных теоретико-методологических (программных) установок в рамках одной юридической реальности. Последний мыслится и как основное средство соорганизации имеющих место разнонаправленных и, соответственно, отличающихся по ценностным приоритетам взглядов, и как единственное приемлемое (в духе искомой на рубеже тысячелетий толерантности) средство современной правовой и политической деятельности, надежное «лекарство» против застарелой болезни идеократии.В подобном ракурсе можно ­ точно так же, как и пределы развития тех или иных общественных и государственных институтов, форм и систем. « Опыт любого момента имеет свой горизонт… К опыту каждого человека может быть добавлен опыт других людей, живущих в его время или живших прежде, и таким образом общий мир опыта, больший, чем мир собственных наблюдений одного человека, может быть пережит каждым человеком. Однако каким бы обширным ни был общий мир, у него также есть свой горизонт; и на этом горизонте всегда появляется новый опыт…». Вероятно, в данном направлении, по пути выявления цивилизационных пределов собственного государственно-правового опыта, впрочем, как и устойчивых мнемонических структур российского юридико-политического дискурса, предстоит двигаться отечественной гуманитарии.Пока же основные тенденции развития политико-правового дискурса на рубеже веков могут быть представлены достаточно схематично:Во второй половине 90-х годов в результате перехода от идеократической модели национальной юридической науки к ее поли(амби-)валентному бытию устанавливается дискурсивный консенсус, основанный на относительной неустойчивости, открытости системы взглядов, концепций, теорий. Идеологическая ангажированность и политические фобии постепенно уступают м��сто согласованию позиций, основанному на профессиональной компетентности, толерантности и интеллектуальной честности. « Свободным является общество, в котором все традиции имеют равные права и равный доступ к центрам власти… установить равноправие традиций не только справедливо, но и в высшей степени полезно», — удачно заметил Пол Фейер- абенд в работе с весьма характерным названием «Наука в свободном обществе».Межкультурный диалог, столкновение традиций, сложная игра правовых и политических заимствований и «преемственностей», отсутствие единой доктрины развития отечественного государства и права в XXI в., очевидно, поддерживают «дуэль» аргументов, являющихся скорее продуктом саморазвития (самовоспроизводства) российской цивилизации, чем неким результатом «чистого» правового мышления исследователей. Постепенное преодоление ограниченности юридической науки, компилятивности и изолированности ведет к обретению теоретической самости нашего государственно-правового знания, инициирует неподдельный интерес фундаментального правоведения к философским, методологическим и научным достижениям ХХ в.Затянувшаяся « акинезия » (нарушение двигательной функции) и заидеологизированные ориентиры отечественной юридической науки привели ее к утрате смысловых связей с национальными политическими и правовыми практиками, спецификой социального уклада и, как следствие, значительно подорвали необходимый для дальнейшего значимого развития методологический ресурс. Поэтому­ в современной познавательной ситуации поиск методологий, позволяющих действительно обновить концептуальный аппарат и методы политико-правовых исследований соразмерно целям и задачам развития страны в условиях кризиса законности и правопорядка, в итоге и задает перспективы, определяет наметившийся парадигмалъный сдвиг российской юриспруденции.Развитие правовой науки инициирует процесс ассимиляции в ней новых эмпирических объектов и знаний, формирующихся в ходе постоянного развития национальной государственно-правовой действительности, что и предполагает не только методологическое обновление юридического познания, но и необходимое ему предшествующее совершенствование (пересмотр) самих оснований данной научной деятельности.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

[Электронный ресурс]//URL: https://psystars.ru/diplomnaya/vnutrilichnostnyiy-konflikt-3/

1. Альбуханова-Славская, К.А. Проблема личности в психологии // Психологическая наука в России ХХ столетия: проблемы теории и истории. — М.: ИП РАН, 2011. 373 с.
2. Анцупов, А.Я., Шипилов А.И. Конфликтология. М.: ЮНИТИ, 2012. -551 с.
3. Анцупов, А .Я., Шипилов А.И. Проблема конфликта: аналитический обзор, междисциплинарный библиографический указатель. М.: ГАВС, 2012. -230 с.
4. Анцупов, А. Я. Словарь конфликтолога / А. Я. Анцупов, А. И. Шипилов ; 2-е изд. СПб. : Питер, 2013. 528 с.
5. Главатских, М.М. Взаимосвязь образа конфликтной ситуации с поведением в конфликте: Дис. .канд. психол. наук. Ярославль, 2014. -172 с.
6. Гришина, Н. В. Психология конфликтов и пути их преодоления. Учебная программа // Учебные программы по циклу медико-психологических дисциплин (для кафедр психологии и факультетов социальной работы) / ВНИК Государственная система социальной помощи семье и детству при Министерстве социальной защиты и Министерстве образования Российской Федерации. М., 2012. С. 7-19.
7. Гришина, Н. В. Психология межличностного конфликта: Дис. … д-ра психол. наук. СПб., 2011.
8. Гришина, Н. В. Психология социальных ситуаций // Вопросы психологии. 2009. № 1. С. 121-132.
9. Громова, О.Н. Конфликтология: Курс лекций. М.: ЭКМОС, 2010. — 320 с.
10. Драгунова, Т. В. Проблема конфликта в подростковом возрасте // Вопросы психологии. 2014. № 2.
11. Заиченко, Н.У. Конфликтные характеристики межличностных отношений и конфликты между детьми и взрослыми // Мир психологии, 2011. № 3 (27).-С. 197-209.
12. Заиченко, Н.У. Психологические аспекты и возможности разрешения межличностных конфликтов // Психология конфликта. М.: МГУПС, 2012. — Часть II. — 60 с.
13. Зайцева, Е.В. Психологическая предрасположенность личности к конфликтному поведению. М.: Роспедагентство, 2010. — 28 с.
14. Козлов, В.В. Управление конфликтом В.В Козлов, А.А. Козлова/ — М.: 2014.-573с.
15. Ломов, Б. Ф. Личность в системе общественных отношений // Психологический журнал. — 1981. — Т.2, №1.
16. Маслоу, А. Мотивация и личность/ А. Маслоу. СПб: Питер, 2009.
17. Психоанализ. Популярная энциклопедия / Сост., науч. ред. П. С. Гуревич. М., 2012.
18. Психогимнастика в тренинге / Под ред. Н. Ю. Хрящевой. СПб., 2013.
19. Психологическая помощь и консультирование в практической психологии /Под ред. М. К. Тутушкиной. СПб., 2008.
20. Психологический словарь / Под ред. В. В. Давыдова, А. В. Запорожца, Б. Ф. Ломова и др. М., 2013.
21. Психологическое самообразование: читая зарубежные учебники. М., 2012.
22. Психология. Словарь / Под общ. ред. А. В. Петровского, М. Г. Ярошевского. М., 2010.
23. Психология и культура / Под ред. Д. Мацумото. СПб., 2003.
24. Психотерапевтическая энциклопедия / Под общ. ред. Карвасарского Б. Д. СПб., 2008.
25. Райгородский, Д.Я. Практическая психодиагностика. Методики и тесты. Учебное пособие. — Самара: «БАХРАХ-М», 2011. С. 371.
26. Рапацевич, Е. С. Педагогика.: большая современная энциклопедия / сост. Е. С. Рапацевич. М., 2009. 357 с.
27. Реан, А.А Психология подростка. А.А Реан / — СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2009.-504с.
28. Регнет, Э. Конфликты в организациях: Формы, функции и способы преодоления/ Пер. с нем. Харьков, 2012.
29. Рогов, Е.И. Психология общения / Е.И. Рогов. М.: Владос, 2011.
30. Рыбакова, М. М. Конфликт и взаимодействие в педагогическом процессе: Книга для учителей. М., 2011.
31. Сидоренко, Е. В. Опыты реориентационного тренинга. СПб.: Институт тренинга, 2005.
32. Сидоренко, Е. В. Личностное влияние и противостояние чужому влиянию // Психологические проблемы самореализации личности / Под ред. А. А. Крылова, Л. А. Коростылевой. СПб., 2007. С. 123-142.
33. Сидоренко, Е. В. Хрящева Н. Ю. Межличностное общение // Психология / Под ред. А. А. Крылова. М., 2008. С. 336-355.
34. Сидоренков, А. В. Психологические противоречия в малой группе // Вопросы психологии. 2013. № 1. С. 41-50.
35. Фанталова, Е. Б. Об одном методическом подходе к исследованию мотивации и внутренних конфликтов // Психологический журнал. 2012. Т. 13. № 4. С. 107-117.
36. Фанталова, Е.Б. Диагностика и психотерапия внутреннего конфликта [Текст] / Е.Б. Фанталова Самара: Бахрах-М,2012. 127 с.
37. Фейдимен, Дж., Фрейгер Р. Личность и личностный рост. Вып. 1. М., 2011.
38. Фейдимен, Дж. . Фрейгер Р. Личность и личностный рост. Вып. 2. М., 2012.
39. Филонов, Л. Б., Давыдов В. И. Психологические проблемы допроса обвиняемого// Вопросы психологии. 2010. № 6.
40. Фрейд,З. Психология бессознательного: Сб. произведений/ Сост., научн. ред., авт. вступ. ст. М.Г.Ярошевский. М.: Просвещение, 2012. 75с.
41. Фромм, Э. Человек для самого себя. М.: АСТ, 2010. — 350 с.
42. Чумиков, А. Н. Управление конфликтом и конфликтное управление как новые парадигмы мышления и действия // Социологические исследования. 2010. №3. С. 107-111.
43. Швальбе, Б., Швальбе, X. Личность, карьера, успех. М.: Прогресс, 2013. 33 с.
44. Шостром, Э., Браммер, Л. Терапевтическая психология. Основы консультирования и психотерапии/ Пер. с англ. В. Абабкова, В. Гаврилова.

СПб.: Сова; М.: Эксмо, 2002. — 624 с.

1. Эриксон, Э. Идентичность: юность и кризис / пер. с англ.; общ. ред. и предисл. А. В. Толстых. М.: Прогресс, 2010. 122 с.
2. Эриксон, Э. Г. Детство и общество / пер. [с англ.] и науч. ред. А. А. Алексеев. СПб.: Летний сад, 2012. 211 с.
3. Юнг, К.Г. Личное и сверхличное, или коллективное бессознательное. М., ПРИОР, 1999. 228 с.