Различное отношение к природе в истории человечества
Вопрос технологии стал вопросом человека и судьбы культуры. По мнению Н.А. Бердяева, который в своей работе уделял этим проблемам пристальное внимание и является предшественником современного философского анализа техники, техника — последняя любовь человека и готова изменить его образ под воздействием объекта его любви.
Что происходит с миром, питающим эту новую веру человека?
Дух во взаимоотношениях с природой раскрывает разные формы, которые можно поместить в определенный исторический ряд. Эти проблемы рассматриваются в концепциях Бердяева, Льюиса Мамфорда.
Тело и организация
НА. Бердяев указывает, что технологию можно понимать в более широком и узком смысле. Techne означает промышленность и искусство. Technaxa означает производство, создание из искусства, это не только экономические и промышленные, военные технологии, связанные с комфортом жизни, но также и техника мысли, стихосложения, живопись, танец, право, даже техника духовной жизни, мистический путь. Так, например, йога — это разновидность духовной техники. Методика учит везде получать максимальный результат при минимальных затратах усилий. И это прежде всего техника нашей технико-экономической эпохи.
В современной технике количественные результаты преобладают над качественными, которые были характерны для технических мастеров древних культур. Шпенглер в своей книге «Человек и технология» определяет технологию как борьбу, а не как инструмент. Но, несомненно, технология — это всегда средство, инструмент, а не цель. Технических жизненных целей может и не быть, но жизненные цели всегда находятся в другой области, в области духа. Образ жизни, по словам Бердяева, очень часто подменяет жизненные цели.
Может ли техника иметь отношение к жизни духа? По словам Бердяева, технологии для ученого, делающего научные открытия, для инженеров, делающих изобретения, могут стать главным содержанием и смыслом жизни. Но замена технических средств ради цели жизни может означать умаление и угасание духа. «Технический инструмент по своей природе неоднороден как для тех, кто его использует, так и для тех, кто используется, неоднороден с точки зрения личности, духа и смысла». С этим связана роковая роль господства технологий в жизни человека. Одно из определений человека как homo faber — существо, создающее инструмент, столь обычное в истории цивилизаций, уже свидетельствует о подмене целей жизни на жизнь. Техника имеет такую силу в нашем мире даром, потому что это высшая ценность.
Приспособление к жизни молодых людей из поселений различных типов
... нашем исследовании экономическое самоопределение соотносилось с особенностями интерпретации и решения проблемных экономических задач, предполагающих необходимость актуализации значимых ценностных ориентаций человека, осуществляющего ... и малоизученной проблемой. Временная перспектива соотносится с содержательностью жизни человека. Так, отмечают, что чем насыщеннее временная перспектива событиями, ...
НА. Бердяев рассматривает в своем творчестве характерный парадокс: без техники невозможна культура, с ней связано само возникновение культуры. В то же время окончательная победа технологий в культуре, вступление в технический век, убивает культуру. Философ выделяет в культуре два элемента: технический и природно-органический. Окончательная победа первого над вторым означает вырождение культуры в нечто иное, уже непохожую культуру. Романтизм — это реакция естественно-органического элемента культуры на ее технический элемент.
Русский философ устанавливает три этапа в истории человечества — природно-органический, культурный в собственном смысле и технически-машинный, по Бердяеву, иное отношение духа к природе — погружение духа в природу; отделение духа от природы и формирование особой сферы духовности; активное господство духа над природой. Эти стадии скорее являются идеальными типами, чем хронологически фиксированными стадиями процесса. «И культурный человек все еще жил в естественном мире, который не был создан человеком, который казался сотворенным богом. Он был связан с землей, растениями и животными. Теллурический мистицизм, мистицизм земли, сыграл огромную роль. Хорошо известно, насколько важны были религиозные культы растений и животных ». В рамках природно-органической фазы людям нравилось понимать культуру, состояние и повседневную жизнь органически по аналогии с живыми организмами. Расцвет культур и государств казался животным и растительным.
Культура была полна символов, в ней было отражение неба в земной форме; в этом мире были даны знаки иного мира. Символизм чужд технике, он реалистичен, он ничего не отражает, он создает новую реальность, в ней присутствует все. Он отделяет человека как от природы, так и от других миров.
большой интерес представляет выделить Н.А. Организм и организацию Бердяева. Организм возникает из естественной космической жизни и сам рождает. Знак рождения — знак организма. Организация вообще не родилась. Он создан человеческой деятельностью, он создан, хотя это творчество не является высшей формой творчества. Орган — это не совокупность, он не состоит из частей, он рождается целым и целостным, в нем целое предшествует частям и присутствует в каждой части. Организация растет и развивается.
Механизм, созданный организационным процессом, по мысли Н.А. Бердяева, составляется из частей, он не может расти и развиваться, в нем целое не присутствует в частях и не предшествует частям. В организме есть целесообразность, изначально ему присущая, она вкладывается в него Творцом или природе? она определяется господством целого над частями.
В организации, по определению Н.А. Бердяева, есть целесообразность совсем другого рода, она вкладываете в нее организатором извне. Механизм составляется подчинением его определенной целью. Он не рождаете с присущим ему замыслом. Часы действуют очень целесообразно, но эта целесообразность не в них, а в создавшем и заведшем их человеке. Организованный механизм в своей целесообразности зависит от организатора. Но в нем есть инерция, которая может действовать на организатора и даже порабощать его себе.
По мнению Н.А. Бердяева, в истории были организованные тела, подобные жизни организмов. Так, патриархальный строй, натуральное хозяйство представлялись органическими и даже вечными в этой своей органичности. Органический строй обычно казался созданным не человеком, а или самой природой, или Творцом мира. Долгое время была вера и существование вечного объективного порядка природы, с которым должна быть согласована и которому должна быть подчинена жизнь человека.
Человек и природа
... По своей мощи природа неизмеримо превосходит человека, выступает идеалом совершенства. Благая жизнь мыслится не иначе, как в согласии и гармонии с природой. Средневековая христианская философия развивает концепцию ущербности природы ... вела человека на помочах, тем самым сдерживая его совершенствование. Во втором случае очень трудные условия жизни заставляли людей почти все время и энергию тратить на ...
Природному придавался, по словам Н.А. Бердяева, как бы нормативный характер. Согласие с природой представлялось и добрым и справедливым. «Для древнего грека и для средневекового человека существовал неизменный космос, иерархическая система, вечный ordo. Такой порядок существовал и для Аристотеля и для св. Фомы Аквината. Земля и небо составляли неизменную иерархическую систему. Само понимание неизменного порядка природы было связано с объективным теологическим принципом».
Однако техника в том виде, в каком она существует с XVIII в., разрушала эту веру в вечный порядок природы. Новая природная действительность, перед которой ставит человека современная техника, совсем не есть продукт эволюции, а есть продукт изобретательности и творческой активности самого человека, не процесса органического, а процесса организационного. Итак, по определению Бердяева, господство техники и машины есть, прежде всего, переход от органической жизни к организованной жизни, от растительности к конструктивности.
Да, действительно, с точки зрения органической жизни техника означает развоплощение, разрыв в органических телах истории, разрыв плоти и духа. Техника раскрывает новую ступень действительности, и эта действительность есть создание человека, результат прорыва духа в природу и внедрение разума в стихийные процессы. Техника разрывает старые тела и создает новые, совсем не похожие на тела органические, создает тела организованные.
«И вот трагедия в том, что творение восстает против своего творца, более не повинуется ему. Тайна грехопадения — в восстании твари против Творца. Она повторяется и во всей истории человечества. Прометеевский дух человека не в силах овладеть созданной им техникой, справиться с раскованными, небывалыми энергиями. Мы это видим во всех процессах рационализации в техническую эпоху, когда человек заменяется машиной. Техника заменяет органически-иррациональное организованно-рациональным».
По мысли Н.А. Бердяева, самый дух, создавший технику и машину, не может быть технизирован и машинизирован без остатка, в нем всегда останется иррациональное начало. Но техника хочет овладеть духом и рационализировать его. Сначала человек зависел от природы, и зависимость была растительно-животной. Теперь началась титаническая борьба человека с технизируемой им природой. Человек совсем еще не приспособился к новой действительности, которая pacкрывается через технику и машину. Он не знает, в coстоянии ли будет дышать в новой электрической и радиоактивной атмосфере, в новой холодной металлической действительности, лишенной животной теплоты.
Господство техники и машины, по мнению НА Бердяева, открывает новую ступень действительности, непредусмотренную классификацией наук, действительность, совсем не тождественную с действительностью механической и физико-химической. Эта новая действительность видна лишь из истории, из цивилизации, a нe из природы. Эта новая действительность развивается в космическом процессе позже всех ступеней, после сложного социального развития, на вершинах цивилизации, хотя в ней действуют механико-физико-химические силы.
Воображение: понятие и значение в жизни человека
... фантазировать у человека обедняется личность, снижаются возможности творческого мышления, гаснет интерес к искусству и науке. Воображение является высшей психической функцией и отражает действительность. Однако с помощью воображения осуществляется мысленный ...
Как утверждает Н.А. Бердяев, искусство тоже создавало новую действительность, не бывшую в природе. Можно говорить о том, что герои и образы художественного творчества представляют собой особого рода реальность. Дон-Кихот, Гамлет, Фауст, Мона Лиза, Леонардо или симфония Бетховена — новые реальности не данные в природе. Они имеют свое существование свою судьбу. Они действуют на жизнь людей, порождая очень сложные последствия.
«Люди культуры живут среди этих реальностей. Ho действительность, раскрывающаяся в искусстве, носи характер символический, она отображает идейный мир. Техника же создает действительность, лишенную всякой символики…» Техника имеет космогоническое значение, через нее создается новый космос. Это новая категория бытия. Машина действительно не есть ни неорганическое, ни органическое тело. Появление этих новых тел связано с различием между органическим и организованным.
Совершенно ошибочно было бы отнести машину к неорганическому миру, на том основании, что для ее организации пользуются элементами неорганических тел, взятых из механико-физико-химической действительности. В природе неорганической машины не существует, она существует только в мире социальном. Эти организованные тела появляются не до человека, как тела неорганические, а после человека и через человека.
Человеку, как подчеркивал Бердяев, удалось вызвать к жизни, реализовать новую действительность. Это показатель страшной мощи человека. Это указывает на его творческое и царственное призвание в мире. Но также и показатель его слабости, его склонности к рабству. Машина, по словам русского философа, имеет не только социологическое, но и космологическое значение. Она ставит с необычайной остротой проблему судьбы человека в обществе и космосе.
Может ли человек существовать лишь в старом космосе, физическом и органическом, который представлялся вечным порядком, или он может существовать и в новом, неведомом еще космосе? Что означает техническая эпоха и появление нового космоса в судьбе человека? Есть ли это материализация и смерть духа и духовности или это может иметь и иной смысл? Ставя эти вопросы, Бердяев подчеркивает, что разрыв духа со старой органической жизнью, механизация жизни производит впечатление конца духовности в мире. «Техника и экономика сами по себе могут быть нейтральными, но отношение духа к технике и экономике, — пишет Бердяев, — неизбежно становится вопросом духовным. Технизация духа, технизация разума может легко представляться гибелью духа и разума».
По словам Бердяева, техника отрывает человека от земли, она наносит удар всякой мистике земли, мистике материнского начала, которая играла такую роль в жизни человеческих обществ. Актуализм и титанизм техники прямо противоположен всякому пассивному, животно-растительному пребыванию в материнском лоне, в лоне матери-земли. Он истребляет уют и тепло органической жизни, приникшей к земле. Смысл технической эпохи прежде всего в том, что она заканчивает теллурический период в истории человечества, когда человек определялся землей не в физическом только, но и в метафизическом смысле.
«Совсем иначе чувствует себя человек, когда он чувствует под собой глубину, святость, мистичность земли, и тогда, когда он чувствует землю, как планету, летящую в бесконечное пространство, среди бесконечных миров, когда сам он в силах отделиться от земли, летать по воздуху, перенестись в стратосферу. Это изменение создания теоретически произошло уже в начале нового времени, когда система Коперника сменила систему Птолемея, когда земля перестала быть центров космоса, когда раскрылась бесконечность миров».
Влияние и власть. Баланс власти. Психология лидерства
... власти в руках одного человека или властной структуры, появлению антагонистических противоречий и целей и разрушению организации как целостной системы. 1. ПОНЯТИЕ "БАЛАНСА ВЛАСТИ" И ФОРМЫ ВЛАСТИ Каждый член группы обладает известным влиянием, ... стороны. Но влияние еще не означает власть, т.е. возможность влиять на ситуацию в целом и на существенное изменение поведения других людей. Власть носит не ...
Итак, по мнению Бердяева, техника перестает быть нейтральной, она давно уже не нейтральна, не; безразлична для духа и вопросов духа. Техника убийственно действует на душу, но она вместе с тем вызывает сильную реакцию духа. Техника делает человека космиургом. От напряжения силы духа зависит, избежит ли человек гибели. Исключительная власть технизации и машинизации влечет именно к этому пределу, к небытию в техническом совершенстве.
Миф машины
Наиболее крупным и признанным вкладом Священной царской власти (так он называет властителей Египта) было изобретение архетипа машины. Для всех последующих сложных машин это поразительное изобретение оказалось первой действующей моделью, несмотря на то, что главная функция машины постепенно перешла от человеко-частей к более надежным механическим деталям. Это точка зрения американского культуролога Льюиса Мамфорда. Он считает, что уникальным по своему значению действием царской власти была концентрация рабочей силы и создание основ opганизаций, которые сделали возможным выполнение работ невиданных ранее масштабов. И как результат этого изобретения — гигантские инженерные задачи, выполненные пять тысяч лет назад и не уступающие лучшим современным образцам в серийности производства, стандартизации, тщательности проектирования.
По мнению Л. Мамфорда, машина не была замечена оставалась безымянной вплоть до этих дней, когда появился куда более мощный современный тип, включающий в себя большое количество подчиненных машин. Ради удобства американский исследователь называет архетипическую модель по-разному в зависит мости от специфики действия ее в той или иной ситуации. Так, когда составные части машины, даже если она функционировала как единая целостная система, обязательно были разделены в пространстве. Этот вид машины Л. Мамфорд называет «невидимой машиной». Он выделяет также «трудовую машину» (для выполнения работ на сложно организованных коллективных предприятиях), «военную машину».
Когда все составные части машины — политическая и экономическая власть, военная, бюрократическая и царская — объединены в одно понятие в терминологии Л. Мамфорда — это «мегамашина». Техническое оборудование, созданное этой мегамашиной, следовательно, превращается в мегатехнику, отличающуюся от более простых и разнообразных видов технологий, которые вплоть до нашего столетия продолжали выполнять большую часть повседневной работы на производстве и в сельском хозяйстве, лишь иногда используя энергетическое оборудование.
По словам Мамфорда, только монархи, опиравшиеся на знание астрономии и поддержку религии, были способны ухватить мегамашину и управлять ею. Это было невидимое устройство, состоящее из живых людей, скрепленных как неподвижные части (обычной машины), каждая из которых имела определенную функцию, роль и задачу, чтобы осуществить наибольший результат и осуществить грандиозные планы этой огромной организации. Несмотря на поддержку высшими властями безграничных притязаний царской власти, институт монархии не получил бы столь грандиозного распространения, если бы, в свою очередь, не был подкреплен грандиозными достижениями мегамашины. Это изобретение, по словам Мамфорда, было высшим завоеванием ранней цивилизации, технологическим достижением, послужившим образцом для всех последующих видов механических устройств.
История зарубежной и отечественной социологии труда
... ибо имеет дело с реальностью, для которой характерно сильное вмешательство государства. Немецкая школа социологии труда представляет собой самостоятельное явление. Г. Зиммель и М. Вебер, как никто ... XX в. одним из центральных вопросов социологии труда) как известное компенсаторное средство за рутинный, узкоспециализированный труд, как способ сохранить у человека заинтересованность в работе. К Фурье ...
Л. Мамфорд считает, что если мы поймем, как появилась машина и проследим ее последующее развитие, то сможем по-новому взглянуть на происхождение нашей современной сверхмеханизированной культуры, на судьбу и будущее современного человека. Мы обнаружили, что в первоначальном мифе машины были выражены сумасбродные надежды и желания, которые полностью осуществились в современную эпоху. Но в то же время миф машины ввел запреты, ограничения, насадил атмосферу принудительности и раболепия, которые и сами по себе, и как следствие вызываемых ими противодействий угрожают сегодня еще более пагубными последствиями, чем это было в эпоху пирамид.
Хотя впервые мегамашина была смонтирована в период возникновения орудий труда из меди, их появление не было взаимосвязано: механизация социальной жизни в древней форме ритуала значительно предшествовала механизации орудий труда. Но как только новый механизм был создан, он начал быстро распространяться, но не благодаря добровольному принятию в целях самозащиты, а посредством принудительного введения монархами, действующими так, как могли действовать только боги или помазанники божьи. Всюду, где мегамашина была успешно собрана, она приводила к такому увеличению выработки энергии и объема выполняемой работы, которое было немыслимо до этого. Вместе с умением концентрировать колоссальные механические силы возник новый вид динамизма, преодолевший инертность и узкие рамки ограниченной земледельческой культуры абсолютной новизной своих достижений.
Мамфорд разъясняет: примененные царской властью силы машины значительно раздвинули пространственно-временные границы. Работы, для завершения которых когда-то требовалось несколько столетий, теперь выполнялись за период меньший, чем жизнь одного поколения. По распоряжению царя создавались горы из камня и обожженной глины, пирамиды и зиккураты: фактически весь ландшафт был изменен, в его точных границах и геометрических формах отразились космический порядок и несгибаемая воля человека. Ни одна сложная механическая машина, хоть сколько-нибудь сравнимая с этим механизмом, нигде не использовалась вплоть до IV в.н.э., когда в Западной Европе получили распространение часы, ветряная и водяная мельницы.
Возникает вопрос: почему же этот механизм оставался невидимым для археолога или историка? Дело в том, что машина полностью состояла из человеко-частей и обладала определенной функциональной структурой, действующей только до тех пор, пока религиозный экстаз, заклинания и распоряжения царя, создавшие ее, воспринимались всеми членами общества как феномены, выходящие за пределы обычного человеческого понимания. Как только направляющая сила: царской власти ослабевала вследствие смерти или неудачи в сражении, скептицизма или восстания как выражения мести, вся машина разрушалась.
С самого начала человеческая машина, по мнению Мамфорда, была двулика. С одной стороны, принудительная и разрушительная, с другой — жизнеутверждающая и конструктивная. Однако конструктивные силы не могли проявиться в полной мере, пока хоть в какой-то степени не действовали разрушительные. Несмотря на то, что первоначальная форма военной машины почти наверняка появилась до трудовой машины, именно последняя достигла небывалого совершенства в выполнении работ, причем это отразилось не только в количестве сделанного, но и в качестве и сложности управленческих структур. Теперь, замечает Л. Мамфорд, мы понимаем, что определение таких коллективных общностей, как машины, вовсе не пустая игра слов. Пирамиды — это не только бесспорное свидетельство существования машины, но и доказательство ее бесспорной эффективности.
Сущность человека
... абстрактное знание о человеке. Поэтому определения природы и сущности человека не исходный пункт для философии, а ее конечная ... «сущность» человека, близки между собой по содержанию, но различаются по смыслу. Говоря о природе человека, мы стремимся постичь отличие человека ... под которой понимается целесообразный труд, реализующийся в создании продукта, полезного для человека. Огромную роль в этом ...
Как же работала эта гигантская машина? Если для приведения в действие такого механизма, в одинаковой степени выполняющего как созидательную, так и разрушительную работу, необходимо единственное изобретение, то им, вероятно, была письменность. Этот способ преобразования человеческой речи в графическую запись не просто позволил передавать информацию и распоряжения в пределах системы, но и определять ответственность в случае невыполнения письменных приказов. Первоначально письменность использовали не для выражения каких-либо идей, а для ведения в храме записей количества зерна, посуды, домашнего скота, произведенных, хранящихся и использованных ремесленных изделий…
В основе действия машины лежали два элемента: систематизированное знание о природе и сверхъестественных явлениях и детально разработанная система отдачи, выполнения и соблюдения приказов. Первый элемент был воплощен в жречестве, без активной поддержки которого не появился бы институт священной монархии; второй — в бюрократии. Во главе иерархически организованных служителей культа стояли первосвященник и царь. Без их совместных усилий система власти не могла бы эффективно функционировать. Это условие обязательно и сегодня, хотя автоматизированные и компьютеризированные предприятия маскируют как наличие человеческих компонентов в машине, так и религиозную идеологию, значение которой велико даже в современной автоматике.
По мнению Мамфорда, то, что мы сегодня назвали наукой, изначально было составной частью новой механической системы. Зато систематизированное знание, согласованное с космическими закономерностями, расцвело, как известно, вслед за культом Солнца: наблюдения за звездами и составление календаря содействовали укреплению царской власти. Кроме того, жрецы и предсказатели уделяли большое внимание толкованию значений необычных событий, таких, как появление комет, затмение луны и солнца или непонятные феномены в природе, например, полет птиц или внутреннее строение жертвенных животных.
О наделении царской власти почестями, подобающими только солнцу, не в меньшей степени свидетельствовал и тот факт, что и солнце и царь применяли силу на расстоянии. Впервые в истории власть сохраняла свою мощь за пределами непосредственной слышимости человеческого голоса и вне пределов досягаемости. Теперь для поддержания власти силы только одного оружия было недостаточно. Оказалась в спросе особая форма передающего механизма: армия писарей, курьеров, управляющих, надзирателей, десятников, руководителей разного уровня. Другими словами, четко организованная бюрократия стала неотъемлемой частью мегамашины: группа людей, способных передавать и исполнять приказ с точностью жреца, выполняющего священные ритуалы с безумным повиновением солдата.
Современная наука и философия о проблеме возникновения человека
... огнем и орудиями. По мнению Тейяра, появление homo sapiens-это скачок в антропогенезе. При этом автор делает весьма характерный вывод о том, что возникновение человека- это процесс коллективный и «первым человеком» является и ...
Парадоксально, но монополия власти породила) культ личности, ибо только царь наделялся всеми качествами, присущими личности, которые, по-видимому, именно в этот период постепенно зарождались в, человеческой душе, а сегодня проклевываются сквозь. социальную скорлупу, где они находились в зачаточном состоянии.
В то время, как считает Мамфорд, личность и, власть отождествлялись. Обе были соединены в лице царя, так как только он — монарх — был вправе принимать решения, изменять древние местные обычаи, создавать новые структуры, вдохновлять на свершение коллективных подвигов, о которых раньше нельзя было и помыслить, а тем более выполнить. Короче говоря, он мог поступать как отвечающий за свои по-, ступки человек, способный сделать сознательный выбор,. независимо от обычаев рода: он мог предстать бунтарем, когда этого требовала ситуация, и мог посредством указов и законов изменить сложившийся порядок.
Страстное желание царей обрести бессмертие было всеобъемлющим стремлением к преодолению любых границ, которое первой воплотила колоссальная концентрация власти, осуществленная мегамашиной. Был брошен вызов человеческим слабостям, более того, слабости человечества. Понятие «вечная жизнь» — без зачатия, роста, без наслаждения жизнью и смертью — застывшее, пустое, бесцельное существование, без любви, своей неизменностью напоминающее мумию фараона, — есть лишь иная форма смерти. С точки зрения человеческой жизни, а фактически всего живого, стремление к неограниченной власти свидетельствовало о психологической незрелости — о полной неспособности понять естественные процессы рождения, развития, зрелости и смерти.
Как считает Л. Мамфорд, воссоздание и распространение мегамашины ни в коем случае не были неизбежным результатом игры исторических сил. Вплоть до 1940 г. еще можно было рассматривать ускоряющийся технический прогресс как в целом благоприятствующий развитию человечества. И такое убеждение, по мнению Мамфорда, настолько прочно укоренилось в сознании людей, как и миф машины, полностью захвативший современные умы, что эти устаревшие представления до сих пор воспринимаются повсюду как обоснованные, общепринятые и, безусловно, «прогрессивные», короче говоря, как практически неоспоримые.
Представление о том, что технический прогресс несет освобождение, оставалось в целом неопровержимым в течение всего XIX в. Иного мнения придерживались только «романтики», такие, как Делакруа, Рёскин и Моррис и консервативно мыслящие философы. В самом деле, технические новшества сопровождались множеством единичных случаев освобождения, чем и оправдывали себя отчасти, это происходило даже во времена безжалостного вытеснения промышленных рабочих из многих отраслей.
Между тем в течение XIX в. число самоуправляющихся обществ, организаций, ассоциаций, корпораций и сообществ заметно возросло: и региональные общности, когда-то подавленные национальным государством или деспотической империей, стали вновь утверждать свою культурную самобытность и политическую независимость. В начале XIX в. после отмены крепостного права и запрещения рабства, казалось, должны проявиться устойчивые тенденции к установлению всеобщей власти закона, самоуправления и сотрудничества, получая все более широкое распространение в мире.
В XX в. картина изменилась. Становится ясным, что нет ни одной части современной мегамашины, которая не существовала бы реально или потенциально в Древней модели. Подлинно новой была возможность претворить в жизнь мечтания древних, которые до сих пор были просто технически невыполнимы. Наряду с политическим абсолютизмом, палочной дисциплиной, усовершенствованием техники был вновь введен древний институт, деятельность которого была надолго приостановлена: это принудительный труд и всеобщая воинская повинность.
Психофизическая деятельность человека. Роль психологического ...
... принятая система стимуляции труда, условия жизни, вплоть до капризов моды. 1. Психофизическая деятельность человека. Психологию безопасности целесообразно рассматривать не как раздел психологии труда, а как некоторую ... из компонентов труда: предмет труда, орудия труда, внешняя среда. Виновником может быть сам рабочий или неправильные действия рабочего, или техника Процесс труда и взаимодействие ...
Мегатехника как феномен
Наша эпоха переходит от первобытного со стояния человека, выделившегося благодаря изобрететнию орудия труда и оружия с целью достижения господства над силами природы к качественно новому состоянию, при котором он не только завоюет природу, но полностью отделит себя от органической среды обитания. С помощью этой новой мегатехнологии человек создаст единую, всеохватывающую структуру, предназначенную для автоматического функционирования.
Человек из активно функционирующего животного использующего орудия, становится пассивным, обслуживающим машину животным, собственные функции которого, если этот процесс продолжится без изменений, либо будут переданы машине, либо станут сильно ограниченными и регулируемыми в интересах деперсонализированных коллективных организаций. Предельная тенденция подобного развития была верна предвосхищена сатириком Самюэлем Батлером более века тому назад. Но только в наше время его весела» фантазия начинает превращаться в совсем не безобидную реальность.
Л. Мамфорд подвергает сомнению исходные посылки, на которых основана наша приверженность к существующей форме научного и технического прогресса как цели самой по себе. Он критикует общепринятые теории фундаментальной природы человека, в течение прошлого столетия лежавшие в основе нашей постоянной переоценки роли труда и машин в экономике. Американский философ допускает, что не только К. Маркс ошибался, придавая орудиям труда направляющую функцию и центральное место в человеческом развитии. Даже на вид смягченная интерпретация Тейяра де Шардена относит ко всей истории человека узкий технологический рационализм нашего века и проецирует в будущее конечную стадию, на которой все дальнейшие возможности человеческого развития были бы исчерпаны, потому что ничего бы не осталось от первоначальной природы человека, что нe было бы поглощено (если вообще не подавлено) технической организацией интеллекта в универсальном всесильном слое разума.
По мнению Л. Мамфорда, существуют серьезные причины для пересмотра всей картины как человеческого, так и технического развития, на котором основывается современная организация западного общества. Социолог полагает, что мы не сможем понять роли, которую играла в человеческом развитии техника, без более глубокого понимания природы человека (хотя само это понимание в течение полувека потеряло ясность, будучи обусловлено социальной средой, в которой неожиданно распространилась масса новых механических изобретений, сметая многие древние процессы и институты и изменяя само наше представление как о человеческих пределах, так и о технических возможностях).
Более чем в течение века человека определяли как животное, использующее орудия труда. Платону такое определение показалось бы странным, поскольку он приписал восхождение человека из примитивного состояния в равной мере как Марсу и Орфею, так и Прометею и Гефесту, богу-кузнецу. Однако описание человека, как главным образом использующего и изготавливающего орудия труда, стало настолько общепринятым, что простая находка фрагментов черепов, вместе с грубо обработанными булыжниками, как в случае австралопитека, описанного Л.С. Лики, полагается вполне достаточной для идентификации существа как проточеловека, несмотря на его заметные анатомические отличия и от более ранних человекообразных обезьян, и от людей. И это несмотря на дискредитирующий подобную интерпретацию факт отсутствия в течение последующего миллиона лет заметного усовершенствования технологии обтесывания камней.
Многие антропологи, приковывая внимание к сохранившимся каменным артефактам, беспричинно приписывают развитие высшего человеческого интеллекта созданию и использованию орудий труда, хотя моторно-сенсорные координации, вовлеченные в подобное элементарное производство, не требуют и не вызывают какой-либо значительной остроты мысли. Поскольку субгоминиды Южной Африки имели объем мозга около трети мозга хомо сапиенс, в действительности не более, чем у многих человекообразных обезьян, способность к изготовлению орудий труда не требовала и не создавала развитого черепно-мозгового аппарата древних людей.
Вторая ошибка в интерпретации природы человека, по мнению Л. Мамфорда, менее простительна. Это существующая тенденция датировать доисторическими временами непреодолимый интерес современного человека к орудиям, машинам, техническому мастерству. Органы и орудия древнего человека были такими же, как и у других приматов — его зубы, когти, кулаки, так было в течение долгого времени до тех пор, пока он не научился создавать каменные орудия, боле функционально эффективные, чем эти органы. «Я полагаю, что возможность выжить без инородных орудий дала древнему человеку достаточное время для развитая тех нематериальных элементов его культуры, которые, в конечном счете, обогатили его технологию».
Антропологи, рассматривая с самого начала изготовление орудий как центральный момент в политической экономике, недооценили или пренебрегал массой устройств (менее динамичных, но не менее искусных и оригинальных), в использовании и изготовлении которых многие другие виды в течение долгого времени оставались значительно более изобретательными, чем человек.
Несмотря на противоположное свидетельство, кс рое выдвинули Р.У. Сэйс, К. Дэрил Форд и ан Леруа-Гуран, все еще существует устаревшая тенденция приписывать орудиям и машинам особый статут технологии и совершенно пренебрегать не менее важной ролью различных приспособлений. Такой взгляд на вещи, по мнению Л. Мамфорда, оставляет без внимания роль контейнеров: горнов, ям для хранения, хижин, горшков, ловушек, корзин, бункеров, загоне для скота, а позже рвов, резервуаров, каналов. Эти статические компоненты всегда играют важную роль в технологии, не меньшую и в наши дни, ее высоковольтными трансформаторными, гигантски ми химическими ретортами, атомными реакторами.
Из любого исчерпывающего определения техники должно бы следовать, что многие насекомые, млекопитающие сделали значительно более радикальные новшества в изготовлении контейнеров, чем достижения в изготовлении орудий предки человека до появления хомо сапиенс. Примем во внимание сложные гнезд: домики, бобровые плотины, геометрические ульи, баноидные муравейники и термитники. Короче говоря, по мнению Л. Мамфорда, если техническое умение было бы достаточным для определения активного человеческого интеллекта, то человек долгое время рас сматривался бы как безнадежный неудачник по сравнению с другими видами.
В таком случае, полагает Мамфорд, в начале развития человеческая раса достигла своего положения н только на основе способности использования и производства орудий. Или, скорее, человек обладал одним основным всецелевым орудием, которое было более важным, чем любой последующий набор, а именно — его собственным, движимым умом, телом, каждой его частью, а не только сенсорно-моторными действиями, которые произвели ручные топоры и деревянные копья. Для компенсации своего чрезвычайно примитивного рабочего механизма древний человек обладал значительно более важным и ценным качеством, которое расширяло весь его технический горизонт: тело, которое не создано для какого-либо одного рода деятельности.
Вывод Л. Мамфорда важен как культурологическая интуиция: орудийная техника и наша производственная машинная техника являются лишь специализированными фрагментами биотехники. Под биотехникой подразумевается все необходимое человеку для жизни. На основе такой интерпретации вполне можно оставить открытым вопрос, происходят ли стандартизированные образцы и повторяющийся порядок, который стал играть такую эффективную роль в развитии орудий, начиная с древних времен, как указал Роберт Брэйдвуд, единственно из производства орудий. А разве не происходят они в такой же мере, а может, даже более, из форм ритуала, песни, танца — форм, которые существуют в развитом состоянии среди примитивных народов, часто даже в более совершенной и законченной форме, чем их орудия.
Тот факт, что техника обязана игре и игре с игрушками, мифу и фантазии, магическому обряду и религиозному механическому запоминанию, освещен в книге Л. Мамфорда «Техника и цивилизация». Он должен быть достаточно осознан, хотя нидерландский историк и философ Йохан Хейзинга зашел так далеко, что рассматривает саму игру как формирующий элемент всей культуры. По мнению социолога, производство орудий в узком техническом смысле действительно, возможно, восходит к нашим африканским человеческим предкам. Но техническое вооружение клэктонской и ашельской культур оставалось чрезвычайно ограниченным до тех пор, пока не появились существа с нервной системой, более близкой к системе хомо сапиенс, чем к каким-либо другим человекоподобным предкам, и не привели в действие не только руки и ноги, но и все тело и ум, воплощая их не просто в материальное богатство, но и в более символические неутилитарные формы.
Как считает Л. Мамфорд, рассматривать человека в качестве главным образом изготавливающего орудия животного — это значит пропустить основные гл человеческой предыстории, которые фактически решающими этапами развития. В противовес типу, в котором доминировало орудие труда, точка зрения утверждает, что человек является иным образом использующим ум, производящим волы, самосовершенствующимся животным; и основной акцент всей его деятельности — его собственный организм. Пока человек не сделал нечто из самого себя, он мало что мог сделать в окружающем его мире.
К сожалению, концепция человека как главным а разом хомо фабер, производителя орудий, а не xoмо сапиенс, производителя ума, была настолько прочно в XIX в., что первое открытие искусства в Альтамире было отвергнуто как мистификация, поскольку ведущие палеонтологи не признали бы, охотники ледникового периода, орудия которых недавно открыли, могли иметь как свободное время, так и наклонности создавать искусство — не формы, но образы, демонстрирующие мощь наблюдения и абстракции высокого порядка.
Но когда мы сравниваем резьбу и живопись ньякского или мадленского периодов с их техническими достижениями, то кто скажет, спрашивает М. Форд, искусство или техника демонстрирует более развитие? Даже выполненные в совершенстве резцы солютрейской культуры в форме листа благородного лавра были даром эстетически восприимчивых ремесленников. Некоторые наиболее смелые технические эксперименты древнего человека не имеют никакого отношения к овладению внешней среде они были связаны с анатомическим изменением внешней отделкой человеческого тела в целях детальной выразительности, самовыражения или групповой идентификации.
В таком случае при своем возникновении техника была связана со всей природой человека. Примитивная техника была жизнеориентирована, а не узко ориентирована, и еще менее ориентирована на производство или на власть. Но там, где история в форме письменных памятников становится видимой, это жизнеориентированной экономике, истинной технике был брошен вызов, и она, по мнению Мамфорда, была частично вытеснена серией радикальных технических и социальных нововведений.
Возвращаясь к своей концепции мегатехники, Мамфорд отмечает, что около пяти тысяч лет т назад появилась монотехника, целиком посвящен увеличению власти и богатства путем систематической Организации повседневной деятельности по строго механическому образцу. В этот момент возникла новая концепция природы человека, и вместе с ней появился новый акцент на использование физических энергий, космической и человеческой, помимо процессов роста и размножения.
Главным значением этого изменения, по мнению Мамфорда, было создание первых сложных высокомощных машин. Это совпало с новой системой правления, принятой всеми последующими цивилизованными обществами (хотя с неохотой — также и архаическими культурами).
Это была фундаментальная отправная точка, которая в течение нескольких последних веков вела к увеличивающейся механизации и автоматизации всего производства.
Как считает исследователь, до того, как соглашаться с окончательным переводом всех органических процессов, биологических функций и человеческих способностей в извне контролируемую механическую систему, все более автоматическую и саморазвивающуюся, было бы хорошо вновь проанализировать идеологические основания всей этой системы, с ее сверхконцентрацией на централизованной власти и внешнем контроле. Не должны ли мы действительно спросить себя, совместима ли возможная предназначенность этой системы с дальнейшим развитием специфических человеческих потенциальных возможностей?
В самом деле, рассмотрим стоящие перед нами альтернативы. Если бы человек в действительности, как все еще предполагает господствующая культурологическая теория, был существом, в развитии которого наибольшую формирующую роль сыграло производство и манипулирование с орудиями, то на каких достаточных основаниях мы предлагаем лишить человечество большого разнообразия автономных действий, исторически связанных с сельским хозяйством и производством, оставляя сохранившейся массе рабочих лишь тривиальные задачи наблюдения за кнопками и циферблатами и реагирования по каналам однонаправленной связи и дистанционного управления?
Если человек действительно обязан своим интеллектом главным образом способностям изготовления и использования орудий, то на основе какой логики мы лишаем его органов, так что он оказывается лишенным функций, безработным существом, вынуждены принимать лишь то, что Мегамашина ему предлагала автоматом в рамках большой системы автоматизации. Что в действительности останется от человеческой жизни, если одна автономная функция за другой захватываются машиной или хирургически уничтожаются и, возможно, генетически изменяются, чтобы соответствовать Мегамашине?
человек природа техника культура
Отчуждение от природы
Преодоление натуралистического мышления еще не означает, будто человек понят как единство микрокосма и макрокосма. Если человек выдернут из природной среды и помещен в технизированный мир — это означает, что его макрокосмичность не уловлена и не освоена. Человек в этом случае понимается не как животное, а как машина…
Одно из определений человека как homo faber — существо, изготовляющее орудие, которое так распространено в историях цивилизаций, уже свидетельствует о подмене целей жизни средствами жизни. Логика машины противостоит логике жизни. Живая природа дарит нам смену естественных ритмов, где плодоношение замещает первоначальное цветение. Закат венчает философов она утратила свою универсальность, отделившись от духа. «Я» и мир оказались разъятыми, субъект и объект — противостоящими друг другу. Человек как бы вычленился из природы и утвердился в условной оппозиции по отношению к ней. Сама природа превратилась в простой объект человеческого знания. Противостояние человека и природы обеспечило множество поразительных открытий. Оно, в частности, привело к экспансии познающего разума, к рождению феномена техники.
Внедрение бэконовской точки зрения на природу в массовое сознание, которое исходило из того, что научное знание есть не что иное, как техническая власть над натурой, имело далеко идущие последствия. Став нормой человеческой деятельности, эта концепция оказалась величайшим со времени изобретения земледелия историческим событием не только в жизни человечества, но и в жизни всей планеты. Не случайно медленное накопление экологических изменений сменилось резкими сдвигами именно в эпоху Нового времени, когда в Европе и Северной Америке осуществился союз науки и техники. В западной культуре сформировалась общность между теоретическим и эмпирическим подходами к природной среде.
До этой эпохи наука по традиции оставалась аристократическим, интеллектуальным, созерцательным занятием, техника же оценивалась как второсортная, прагматически ориентированная ремесленная деятельность. Сохраняло свою актуальность отмеченное еще Аристотелем взаимодействие между интеллектуальной и вещественно ремесленной деятельностью человека. Внезапное проникновение науки и техники, вполне понятно, разрывало прежнюю установку культуры.
Однако было бы упрощением прослеживать в европейском сознании только эту тенденцию и не видеть постоянных контркультурных тенденций в ней. Уже в XVIII в. обнаружился углубленный, обостренный интерес к природе как некий противовес господствующей тенденции. Некоторые мыслители, в частности Руссо, выступили против технического оптимизма эпохи Просвещения и возвестили возвращение человека в лоно природы. Культурное самосознание технического человека подверглось переоценке. Это нашло свое отражение в возрождении натурфилософских увлечений, в попытке обосновать правомерность ее методологических установок.
По мнению Шеллинга, в природе царит упорядоченность всех движений, величайшая геометричность. «Натурфилософия в качестве науки, противоположной трансцендентальной филосопроцесс от рассвета до гулких сумерек. Жизнь — вечное коловращение, в котором вновь и вновь заявляют о себе «младая кровь» и увядание, жизнестойкость бытия и его закатные формы.
Когда искусственный технический компонент возвышается над природноорганическим, это симптом перерождения культуры. Между тем, сотворив надприродный мир, человек стал утрачивать естественные корни. Он устремился QKOC.UIOC артефактов. Природа оказалась растерзанной. Человек вдруг обнаружил в себе поразительный синдром разрушительности. Осознавая, что натура — его единственный очаг, он в то же время начал жечь, испепелять, расщеплять, взрывать ее. В нем пробудились инстинкты погромности, вакханальные страсти…
Мир у своих истоков был полон таинств. Загадки всебытия рождали животворящие взлеты души. Но человеку мнилось: его разум способен исчислить и распознать этот мир без волшебного остатка. Изобретя громоотвод, он счел прирученной молнию. Расщепив ядро, подумал, что ухватил первоначало материи. Разволшебствование мира обескровило его. Он превратился в некий физический остов…
Научившись преобразовывать реальность, человек стал менять собственное окружение. Причем в фантастических ускорениях. На протяжении жизни индивид, отрекшись от природных ритмов, оказывается в только что рожденной и тут же исчезнувшей действительности. Он примеривает к себе стили жизни, маски, фантомную обстановку. Но психика, погруженная в эти конвульсии, не выдерживает, дает сбои, вязнет в синдромах.
Не человек творит машины. Механизмы и технологии диктуют ему свои законы. И он тянется к искусственным структурам, потому что верит: пересотворенный мир, вздыбившийся над природой, окажется более комфортабельным, управляемым. Преодоление собственной природности ведет к эффекту зомбизма. Слово зомбизм пришло из западноиндийского фольклора. В системе магических верований негров Вест Индии и Африки это — труп, оживленный и движимый колдовскими чарами. Словно завороженный, зомби проносит повсеместно искус небытия. В современном лексиконе зомби — это человек, живущий и действующий механически безжизненно и по чужой воле. Часто используется как метафора технизированного человека.
Во времена средневековья представления об искаженной природе человека как микрокосма находили выражение в рассказах об инкубах и суккубах. Образ механического живого существа воплощен в романе М. Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей». Герой романа — молодой талантливый ученый, увлеченный проблемой оживления материи. Он создает уродливого гиганта, который ненавидит своего творца и мстит ему за свое одиночество.
Максимилиан Волошин писал о Новом времени, когда «наедине с природой» человек «как будто озверел от любопытства». В лабораториях люди пытались, по слову поэта, выведать сокровеннейшие тайны. А что же в итоге? Природа, одурелая от пыток, как сказано у Волошина, выдала кое какие секреты. Но человек накладывал табу на все, что не было механизмом: на откровение, таинство, экстаз…
Философия Просвещения также создавала образ человека с искаженной микрокосмичностью. В работе Генриха Гейне «Религия и философия в Германии» рассказывается об изобретенной англичанином машине, которая в точности копировала человека. Эта машина приставала к своему хозяину с просьбой: «Дай мне душу!» Но этого хозяин сделать не мог.
Человек сам взращивает в себе комплексы технизированного индивида, отлученного от органики. Немотивированная жестокость, безверие души, дистрофия интуиции и чувств — таковы приметы преобладания технической формы над природой. Технизированный мир, мертвящая рутина бюрократии, деперсонификация — это черты данного отлучения человека от природности.
Современная культура демонстрирует отчужденность от природы. Даже там, где, казалось бы, должна раскрываться спонтанность индивида, его сокровенная своеобычность в интимной жизни, господствует всеохватная рецептурность. Объект страсти воспринимается как вещь, как машина для получения удовольствия. Вообще изначальный смысл этих слов перечеканен в социологическое понятие. Человек-машина — это метафора, некий образ. Отчужденный индивид, воплотивший в себе протуберанцы технической цивилизации, — вот что такое человек-машина.
Человек-машина — это запоздалое дитя рассудочной эпохи. Отпрыск абстрактной логики, презревшей полнокровие жизни.
Чадо мертвящих цивилизационных структур. Плод технического сумасшествия. Человек-машина — следствие длительных культурных мутаций, явивших раковую опухоль, омертвение ее жизненных тканей. Он — неожиданный итог завершенности, открытости человека, одна из современных альтернатив человеческой эволюции.
Многообразие и естественность ритмов человек-машина хотел бы подменить искусственной пульсацией, безжизненным шевелением, устремленным к окончательной остановке. Этот пункт назначения не имеет ничего общего с нирваной, где блаженство рождено воссоединением с духом. Здесь всевластие распада, самодержавие смерти… Бытие развертывает себя в механических конвульсиях, предваряющих финальное распыление. Жизнь оказывается торжествующей травестией смерти.
Но где в природе можно отыскать аналог этих автоматических ритмов? Понятное дело, в феномене техники. Но она не упала с неба. Ей предшествовал некий вывих сознания, которое отвергло универсальность и полнозвучие бытия. Человек, по слову поэта, разъял вселенную на вес и число. Освободил заклепанных титанов. Вселенная предстала перед ним как черный негатив. Прав Максимилиан Волошин, сказав, что точно так осознала бы мир сама себя познавшая машина.
«Не будет преувеличением сказать, — отмечал Н.А. Бердяев,- что вопрос о технике стал вопросом о судьбе человека и судьбе культуры». Техника, по его словам, становится последней любовью человека, и он готов изменить свой образ под влиянием предмета своей любви. Но что такое техника как феномен? Разгадыванию этой тайны посвятила себя возникшая в начале Х1Х в. философия техники. Обычно ее рождение связывают с появлением книги И. Бекмана «Руководство по технологии, или Познание ремесел, фабрик и мануфактур» (1777).
Однако значительно чаще ее отсчет ведется от труда немецкого левогегельянца Эрнста Каппа (1808-1896) «Основные черты философии техники» (1877), переизданного в ФРГ спустя столетие. Этот факт как раз и знаменует углубление интереса к философским проблемам техники, к осмыслению традиций и восстановлению преемственности идей в этой сфере исследований.
В развитии философии техники значительную роль сыграла русская религиозная философия. «Технику можно понимать в более широком и в более узком смысле, — писал Н.А. Бердяев,- Techne значит и индустрия, и искусство. Техника значит — фабриковать, создавать с искусством. Мы говорим не только о технике экономической, военной, технике, связанной с передвижением и комфортом жизни, но и о технике стихосложения, живописи, танца, права, даже о технике духовной жизни, мистического пути».
Скажем, йогу мы можем рассматривать как своеобразную духовную технику. Однако для реализации йогической культуры не нужны никакие внешние приспособления. Здесь культура вырастает на органической основе и испытывает потребности в артефактах. Следовательно, противопоставление природы и культуры в целом носит условный характер.
